Индус улыбнулся темными глазами и, чуть склонившись ко мне, сказал:
— Ваши глаза стали видеть иначе после путешествия с мистером Стиксом… В них появилось зрение… Вы сами должны знать, что произошло… с вами.
— Я знаю, Радж! Знаю, — быстро согласилась я.
— Это божественный дар, миссис Рочестер. Вы научились видеть и слышать иначе, чем другие люди, я это сразу почувствовал…
— Но у меня никогда не может быть ребенка, как у Притхи, — грустно сказала я, подойдя к раскрытому в ночь окну. Погруженная в свои беспокойные мысли, я простояла перед звездным небом час или больше…
«Да, — думала я, — Джон научил меня видеть мир глазами Господа…»
Неожиданно я услышала какую-то до боли знакомую мелодию… Где-то неведомый музыкант начал играть волшебную музыку. Он на секунду остановился, затем заиграл вновь…
Сердце мое затрепетало. Я узнала музыкальную тему. В мгновение все стало на свои места, и, едва удерживаясь, чтобы не бежать, я вышла на веранду. Из дальней двери вырвался в ночь свет. Свет пересекала тень человека.
Я остановилась, забыв обо всем, сжав руки, однако вскоре овладела собой.
С улыбкой ко мне подошел Джон. Я чувствовала себя на границе ошеломляющего мира.
Джон сказал:
— Не сомневаешься ли ты, Джен? Если меня зовут, я прихожу неизменно. Я пришел, зажег свет и заиграл…
В руках у Джона была маленькая флейта.
— Это подарок одного моего нового знакомого, — сказал он и поцеловал меня.
— Как я ждала тебя! Я, не ждавшая так никого и никогда!
— И мы — вместе… Джен, я много думал о тебе. Оставим не главное. О главном надо говорить сразу, или оно заснет как гора. Я так ждал этого дня!
Он раскрыл мне свои объятия, и я бросилась к нему, забыв о своей недавней болезненной слабости.
— Клянусь, день этот равен для меня воскресению или смерти, — прошептала я.
— Я думал о тебе много и хорошо, — сказал Джон.
Я рассматривала его лицо, будто пытаясь запомнить его черты, заглянула в глаза, где, темнея и плавясь в ночном свете, таилось нечто, недоступное моему пониманию.
— Марка сегодня похоронили, — вдруг сказал Джон.
— Да… я была в храме… Почему это случилось?
— У него была лихорадка… Но кроме того, он жил с темнокожей женщиной, из племени адиваси.
— Боже мой! — воскликнула я.
— Да… Он жил с ней уже… довольно долго…
— Но он никогда не говорил мне этого…
— Мне тоже…
Мы молча сели за столик на веранде. Постепенно свет звезд отогнал мрачные мысли и скорбь.
— А что собираешься делать ты? — спросила я. — Ты хочешь остаться здесь?
— Нет… Я не смогу долго сидеть на месте…
— Ты не хочешь остаться? — с трепетом в сердце воскликнула я, отыскивая среди звезд его глаза.
— На день… Может, немного больше, — сказал Джон, взяв меня за руку. — Джен, я многое узнал в этом путешествии… Я хочу рассказать тебе обо всем этом… Мы были высоко в горах… Я встречался с ламой, и теперь я хотел бы серьезно заняться работой по Гималаям и Тибету.
Он осмотрел изучающим взглядом мое лицо, словно отыскивая в нем отражение своих переживаний.
— Очень интересно, — прошептала я с горькой болью в сердце.
— Я подумал, что теперь в связи с этой работой в горах… мне будет не нужна комната здесь, в доме у барона Тави…
Я вздрогнула. На мои глаза навернулись слезы.
Джон с печалью и беспокойством взглянул на меня и сказал:
— Не знаю… По-моему, будет лучше, если я оставлю кое-какие вещи у тебя?
Услышав это предложение, я немного воспрянула духом и через силу улыбнулась:
— Конечно.
— Если ты позволишь, — тихо добавил Джон.
— Если боги хотят наказать нас, — сказала я, — они отвечают нашим молитвам…
Глава 27
В те дни, когда Джон был дома, мы обычно не говорили ни о чем повседневном: ни о моих сложностях на ферме, ни о моем муже… Все это время мы говорили лишь о том, что знал Джон.
Мы говорили об Индии. Об отшельниках и ламах, живущих на вершинах Гималаев и на Тибете, куда собирался Джон. О чем угодно, что было для него реальным. Мы жили вне этого мира.
Я сочиняла истории в те дни, когда его не было, а вечерами он устраивался поудобней, вытягивал ноги, и мы сидели, слушая сердца друг друга. Его взгляд был ясен и чист. Он слушал мои длинные истории от начала и до конца.
Лишь однажды я предложила ему поразмыслить над возвращением в Англию.
— Ты бесконечно талантливый человек, Джон, — сказала я, — но ты же не можешь всю жизнь прожить здесь, среди этих племен, где никто, кроме Господа, гор и меня, не слышит твоих стихов, не видит твоих картин… Вернувшись в Англию, ты мог бы овладеть всем миром. Если у тебя этой цели еще нет, она же все равно появится. Я исхожу из твоего характера, Джон.