— Ты плачь, плачь! — бросилась к ней Жаклин, потерянно стоявшая возле кровати и не знавшая, что делать дальше. — Ты даже кричи, легче будет…
Но Пат словно окаменела и пролежала без движения до самого приезда Стива, который узнал о трагедии еще около восьми вечера из выпуска новостей Би‑Би‑Си. В Штатах это известие дали только без четверти одиннадцать сразу по нескольким каналам, один из которых и смотрела уже улегшаяся в постель Жаклин.
Гоня свой «форд» по городским заснеженным улицам, Стив мучительно придумывал, как объяснить Пат все происшедшее. Для него эта смерть не была неожиданностью, он давно видел, что Вирц находится в том опасном состоянию между жизнью и небытием, в котором побывали уже слишком многие его друзья по Лету Любви. И все они так или иначе ушли за призрачную черту. Его самого спасла только железная воля и не менее железное здоровье. Когда они вместе попробовали ЛСД на фестивале в Монтерее, ему все‑таки было уже двадцать пять, а — Вирцу… Вирцу было всего двадцать. И сквозь затуманившие глаза слезы Стив увидел того Мэтью, высокого юношу, почти мальчика, с черными застенчивыми глазами в пол‑лица, нервными пальцами и любовью ко всему миру. Того Мэтью, что верил в божественную гармонию вселенной, но решил приобщиться к ней совсем не тем путем…
«Он и Пат выбрал только потому, что она напоминала ему тех наших девушек с их честностью и восторженностью», — подумал Стив. Как объяснит он бедной Пат, что она, при всей страсти Мэта, была для него лишь средством, лишь шансом… Ребенок при этом — настоящее безумие с его стороны! А Патриция — талантливая девушка… И она ни в чем не виновата. Как верно он поступил, на всякий случай имитируя недвусмысленность их отношений! Теперь вся студия уверена в интрижке, Урбан даже оскорблена за свою подопечную… А ему тридцать два года, у него есть и положение, и деньги, и юношеских страстей уже не вернешь. Так всем будет легче. Но согласится ли Пат?
С этим вопросом, ничего толком не придумав, Стив припарковал машину прямо на улице, не заезжая за ограду.
Вид Патриции, честно говоря, испугал его. Стив ожидал застать в лучшем случае истерику, в худшем — начавшийся выкидыш, но не это окаменевшее, словно сведенное судорогой тело.
— Ну, что стоишь!? — незаслуженно рявкнул он на Жаклин. — Горячие полотенца и морфий! — При последнем слове француженка испуганно ойкнула. — Переверни дом, здесь он должен быть. Но сначала полотенца.
И, пока Жаклин металась по комнатам, Стив ловко раздел Пат догола, с грустью отметив уже отчетливо выступивший живот, и умело растер ее тело полотенцем, пропитанным кипятком с ароматической солью. Щеки девушки слабо порозовели.
Тогда он завернул ее в нагретую махровую простыню и накрыл сверху пледом. А вскоре Жаклин действительно нашла на втором этаже и морфий, и шприцы. Через несколько минут Пат задышала ровнее и тело ее расслабилось — было видно, что она уснула.
Стив и Жаклин вышли в холл.
— Спасибо за звонок и за помощь. — Стив взял в свои крупные ладони крошечные ручки француженки. — И прости мне мою резкость, ты сделала для бедняжки все, что могла. Тебя зовут?..
— Жаклин. Жаклин Витре, я снимаю комнату в соседнем доме и приходила помогать Пати убираться. А вы… Вы тот самый Стивен Шерфорд, главный…
— Именно так, но сейчас это совершенно неважно. У меня есть к тебе одна просьба, Жаклин, даже, точнее, требование.
— Я все сделаю.
— Как раз делать ничего не надо. Ты, как человек, постоянно бывавший в доме, вероятно, знала, что мисс Фоулбарт жила с Вирцем и беременна от него?
— О да!
— Так вот, кроме нас с тобой, об этом никому не известно. Мисс — человек весьма замкнутый, то есть я хочу сказать, на студии никто даже не догадывается о ее романе с… покойным, а его друзья — люди безалаберные, и считают… считали, — вздохнул Стив, — эти отношения очередной интрижкой восходящей звезды… Ты должна молчать, кто бы и о чем тебя ни стал спрашивать. Завтра сюда могут приехать и полиция, и репортеры. Правда, я надеюсь, что Мэт не был так глуп, чтобы оставить им что‑то… К тому же официально — его дом в Лейквуде, и я использую все возможности, но… все может быть. Поэтому, Жаклин, ни слова. А теперь иди домой и отдохни. Я сам посижу с ней до утра. — Почти отеческим жестом он прикрыл полами халатика маленькие, тугие, как яблочки‑дичок, грудки и усмехнулся.
— Спокойной ночи.
Проводив Жаклин, Стив уселся в то самое кресло у окна, где всего несколько часов назад Пат так горячо мечтала о новой жизни.