- Ну вы уж совсем…господа, - грустно сказал Петр Иванович.
Неосторожные слова Миронова-младшего возбудили гнев Марии Тимофеевны с новой силой.
- Кто бы говорил! Вам ли, столь легкомысленному человеку, брать право голоса в столь деликатном вопросе. Позволю себе напомнить, что и вас, нахлебника, содержит мой муж.
- Маша! - возмутился Виктор Иванович. - Петр до сих пор не выделил долю своего наследства из общей массы, могу тебя заверить, ему есть на что жить!
Внимательная Анна вдруг заметила каким странным лихорадочным блеском горят глаза у мамы. Она интуитивно поняла, что если сейчас спасует перед родителями, то у нее никогда не будет сына. У нее будет брат, вечный мамин сын, которого Мария Тимофеевна никуда от себя не отпустит.
- Мама и папа, если вы попробуете забрать у меня Яшу, я убегу вместе с ним, и вы меня никогда не найдете! У вас только один ребенок - это я, и если попробуете поступить так со мной, то не будет ни одного! - гневно заявила Анна.
- Яшу? Этого еще не хватало! - возмутилась мама. - Ты еще на лбу ему напиши, что это - ребенок Штольмана!
В глубине души Мария Тимофеевна уже подобрала своему второму ребенку новое имя. Сильное, благородное, красивое.
- Не сделаешь по-моему, ни копейки не получишь! - сказал папа. - Не хочешь быть разумной, значит, я вынужден тебя к этому принудить. Не думаю, что сам Штольман одобрил бы твое своеволие. Хотя, что ждать от человека, сделавшего тебе ребенка без венчания и на пороге тюрьмы!
- Не ожидала от Вас такого, папа!
- А я от тебя, дочь! - парировал Виктор Иванович, абсолютно уверенный в своей правоте.
Анна вскочила, забыв, что нужно быть плавной, как лебедь. Она задохнулась от обиды и попятилась назад. Здесь, наверное, будущая мама оступилась бы и упала, но ее ловко подхватил дядя. Анна угодила в мягкие объятия Петра Ивановича.
- Тише, Аннет, тише. Никто у тебя никого не отберет. Если отец лишит тебя содержания, я продам эту квартиру, еще кое-что продам, и будем мы с тобой и твоим ребенком жить припеваючи. Лучше всех!
- Дядя…, - с надеждой и благодарностью обернулась на него Анна, обеими руками закрыв живот от взглядов. Затем она с испугом покосилась на родителей.
- Иди в комнату, - посоветовал Миронов-младший.
Аня выбежала из гостиной.
- Я вижу, нам в этом доме больше не рады! - возмутился Виктор Иванович. - И это нас же вы двое выставляете негодяями! Ладно, безумцы, продолжим этот разговор позднее.
- Но, Витя! - мама никак не хотела уходить.
- Мы уходим, Маша!
На этой печальной для всех ноте родственники расстались, так и не поняв мотивы друг друга. Дядя, как мог, успокаивал оскорбленную и испуганную Анну.
Через неделю из Затонска пришел крупный перевод, а через две недели еще один. С тех пор деньги приходили регулярно. Храня молчание, отец все же увеличил содержание дочери ровно в два раза.
***
Новый допрос состоялся только через неделю.
Когда Штольман зашел в кабинет, он отметил, что диспозиция прошлой недели изменилась. У ближнего торца стола сидели двое неизвестных ему жандармов. Генерал представил их.
- Для честного дознания нам пришлось пригласить сюда переводчиков, потому что ни я сам, ни генерал действительно не владеем немецким в достаточной для подобной экспертизы степени, - признал прокурор.
- Господин Штольман, садитесь между двумя господами переводчиками. Один из них непосредственно принимал участие в переводе вашей корреспонденции. Проведем следственный эксперимент.
Каждый из вас будет делать новый перевод предложенного письма. Затем переводы будут подвергнуты сравнению и тщательному анализу. Оба переводчика хорошо владеют немецким. Один из них по происхождению немец, а другой много лет жил в Германии.
Дело пошло. Штольман с жандармами сели за стол, а прямо напротив них сели в мягкие кресла генерал и прокурор. Долго времени перевод не занял. Когда все закончили, генерал подал прокурору перевод из папки.
Чиновник мельком заглянул в текст и сказал, что генерал, вероятно, мог ошибиться в номере, так как этот текст и переведенный, и по стилю, и по содержанию совершенно различны. Первого переводчика смутили некоторые сокращения, которые он не смог понять в немецком оригинале.
Штольман методично разъяснил свои письмена. Это были простые общеупотребительные сокращения: BL - Балтийский Ллойд, DG - пароходная компания.
Эти термины были внесены в текст, после чего генерал прочитал первый перевод, прокурор - перевод Штольмана. Тексты совпали почти полностью. А вот перевод из папки имел совершенно другой смысл, странным образом превративший его из невинного делового письма в тягчайший обвинительный документ.
- Господин Русанов, это ведь вы полгода назад переводили документ? Второй переводчик сжался и не знал, что сказать.
При подробном изучении перевода оказалось, что фразы переиначены, некоторые вовсе отсутствуют, а невинные сокращения превратились в названия стратегических узлов и станций.
Генерал, Штольман, прокурор и первый переводчик недоуменно переглядывались.
- Ужасающее невежество! А ведь вы служите переводчиком при жандармерии!
- Полноте, господа. Разве ж это невежество? Это злонамеренный оговор! - заметил Штольман.
- Мы проведем тщательное расследование. Наберитесь терпения, господин надворный советник. Следствие придется начать заново! - сказал генерал.
- Возьмите всю переписку и эту папку с переводами с собой и сопоставьте немецкие оригиналы господина Штольмана с переводом. Возможен подлог! - сказал прокурор жандармскому полковнику.
Полковник забрал бумаги и откланялся.
Прокурор окружного суда, подумав, подвинул мягкое кресло, в котором сидел переводчик, к столу и спросил генерала:
- Вы не возражаете, если надворный советник присядет? Продолжим допрос.
Штольман понял, что в тьму его безнадежности упал первый лучик света. Впервые за несколько месяцев он увидел чиновника, который начал сомневаться в его виновности.
В первые несколько часов после главного допроса на Штольмана нахлынули хмельные надежды. В эйфории он был несколько часов. По-настоящему связно и логично Яков Платонович смог думать лишь после отдыха, по прошествии нескольких часов. Физическая усталость не оставляла его еще несколько дней, но приподнятое настроение не уходило.
Еще несколько дней подряд его вызывали на многочасовые допросы, проверяя мельчайшие факты биографии и связи с различными чиновниками. Старый генерал отлично знал свое дело и чувствовал себя, как рыба в воде. Яков не сопротивлялся.
Он было уверился, что дело идет на лад, как допросы резко прекратились.
Несколько недель он провел в полном незнании. Он не догадывался, что дело движется своим чередом. В переводах его документов были допущены многочисленные подмены, и на основе этих фальшивых сведений было сфабриковано дело об измене и шпионаже. Был допрошен переводчик генштаба, и тот признался в оговоре, сдав заказчика - Илью Петровича Увакова. Теперь его разыскивали. Разыскивали и бывшую фрейлину Её Величества госпожу Нежинскую, объединив два дела в одно.
Когда спустя два месяца в положении и режиме Штольмана ничего не изменилось, неожиданно наступил мощный откат. Яковом вновь завладела грозная неопределенность. Сколько уже идет следствие? Почти 8 месяцев. Целая вечность. Если бы у следствия не было к нему претензий, и он был оправдан, его бы выпустили самое большее через неделю после окончания допросов.
Опять днями напролет в мозгу надворного советника роились тяжкие мысли, опять его душа медленно погружалась во тьму. Лишь светлые воспоминания о голубоглазой девушке давали надежду. Яков любил Анну больше жизни. Своим нелепым, сухим, нелогичным сердцем он переживал заточение и их вынужденную разлуку. Дождется ли она его? Будет ли он сам таким, как раньше? Возможно ли возрождение ее чувств? Что осталось там, во внешнем мире, от его прежней жизни? Сможет ли он дать ей, барышне из хорошей семьи, хоть что-то? Яков всеми силами заставлял себя обуздать мысли и чувства.