- Мальчик! Мальчик! - оживленно кричали прохожие. Все они заходили в большой красивый дом.
Их голоса были полны возбуждения и радости. Якову просто нестерпимо хотелось забежать хотя бы на порог этого дома, посмотреть, что за мальчика они славят. Кто родился?
Дорогу ему загородила бабушка.
- Нельзя, батюшка, нельзя. Потерпи чуток!
- Да почему же нельзя? - возмутился Яков.
- Не твой год, милок. На будущий год приходи.
Яков сделал вид, что послушал, а сам обежал дом, чтобы заглянуть в окно. На миг ему показалось, что в комнате мелькнула Анна.
- Анна! - закричал он, но не смог подойти.
Поднялась такая метель! Казалось, что сама зима выгоняет его. Злой ветер не оставил шансов пробиться к дому.
- Аня… Аня!
Он проснулся с ее именем на губах.
***
Через два месяца госпожу Миронову и ее сына навестил полковник Варфоломеев. Он принес маленькому Яше подарки.
- Анна Викторовна, я добился, чтобы Якову Платоновичу, в виде исключения, разрешили передачу. Свидания, к сожалению, запрещены. Но Вы можете, в честь Рождества, передать ему что-то вкусное, совсем немного, не переусердствуйте.
Аня с кухаркой три дня колдовали на кухне. Они задумали испечь самый вкусный рождественский кекс с сухофруктами, коньяком, орехами и цукатами. Еще Аня купила самых красивых красных яблок. Она написала письмо. Аня ничего конкретного писать не стала, также как и не стала волновать Якова Платоновича новостью о рождении сына. Она просто написала, что любит, ждет и надеется скоро увидеть его. Все остальное Аня расскажет при встрече.
***
- Что Вы, барышня! - возмутился жандарм. - Не положены нашим арестантам письма, и не уговаривайте. Передачу только в виде исключения разрешили, видать, похлопотали о заключенном, а так и продукты тоже нельзя. Ничего нельзя.
- Но почему так жестоко? - расстроилась Анна.
- Не жестоко, барышня, а строго! Вдруг вы государственного преступника отравить хотите? И полетит моя голова с плеч!
Аня очень огорчилась. Как же так? Как ей рассказать Якову о том, что она рядом, что любит и ждет? Как передать весточку? Вкусный кекс сам за себя не расскажет, и о любви тоже равнодушно промолчит.
Барышня с минуту размышляла, а потом достала карандашик, села и решительно начала расписывать упаковочную бумагу.
Конвоир, глядя на это, только подивился находчивости барышни, а потом неожиданно принес ей цветные чернила. Очень уж приглянулась ему загадочная девушка в скромном пуховом платке.
Аня быстро нарисовала виды Затонска. Полицейский участок, парк, дом на Царицынской и… цветы красной сальвии. Яков Платонович обязательно поймет. Она нежно поцеловала рисунок. Нет, безо всяких говорящих о любви и страсти следах красных губ. Просто оставила на бумаге частичку своей нежности и своего дыхания.
***
В 4 часа пополудни куранты в очередной раз играли длинный отрывок чудесной немецкой песни “Я молюсь силе любви”.
Сегодня канун Рождества. Яков подумал, что он уже находится в заключении целый год. Двенадцать бесконечно длинных месяцев. Сколько всего передумано, сколько сказано, а воз и ныне там!
Хлопнула заслонка.
- Пожалуйста, возьмите ужин, - сказал тюремщик.
Яков не пошевелился. Он не видел смысла в очередном бесполезном принятии пищи. Тело еще не истратило прежних запасов. Он поест завтра, когда проголодается. Отец ему всегда говорил: “Меньше есть - дольше жить”.
- Ваше Благородие, хоть передачу заберите, - донеслось из-за двери, - не положено.
В сотый раз Штольман разглядывал простую упаковочную бумагу. Он мог поклясться, что все это нарисовала Анна. В простых рисунках тушью было столько радости и столько любви. Неужели она была здесь, совсем рядом? Если Анна печет кексы и рисует, значит ли это, что с ней все хорошо?
Конечно, значит.
Яков закусил руку от облегчения. На глазах появились предательские слезы.
Он растянул кекс на две недели, отламывая по небольшому кусочку ежедневно. Казалось, он ничего не ел вкуснее, просто потому, что этот десерт, каждая его крошка побывала в руках возлюбленной. Бумагу Яков тщательно расправил и оставил себе, засмотрев все рисунки до дыр. Целуя маленький алый цветочек, ему чудился аромат духов и нежное девичье дыхание. Как же он скучал!
В эту ночь Яков Платонович впервые за долгое время молился. Следовало бы делать это чаще, но у него с Богом был особый ритуал общения. Редкий, горячий, искренний. Он просил Бога даровать ему прощение и свободу. Яков просил счастья и радости для своей возлюбленной.
- Господи! Я совсем не успел дать Анне тепла и любви. Я приложу столько сил, сколько нужно. Я наберусь терпения. Пожалуйста, защити ее. Пожалуйста, позаботься о нас.
Яков закрыл глаза.
В ночь перед Рождеством было много молитв. Но эта просьба от одинокого узника была особенной. Сия молитва не была просьбой отчаяния, то была молитва воина. Молитва крепкой веры и твердого духа.
Бог выслушал искреннюю просьбу человека и его обещания, подумал и согласился.
========== Самый лучший подарок ==========
Твоя любовь издавала звуки, похожие на шум океана.
Твоя любовь подавала руки, чтобы залечивать ими раны.
Твоя любовь прижимала к сердцу, так тихо-тихо и не отпускала.
Твоя любовь возвращала в детство. Дарила всё, чего не хватало.
Артем Шаповалов
Одним из немногих развлечений, доступных в одиночной камере заключения Петропавловской крепости, было чтение. Штольман трепетно относился к любой книге, попавшей в его руки, ведь чтение было единственной возможностью поддерживать свой интеллектуальный уровень. Такой сложноорганизованной личности, как он, было чрезвычайно важно поддерживать как свою физическую форму, так и живость и остроту ума. Превращаться в жалкое подобие себя, опустив руки, было не в его правилах. За дальнейшую полноценную жизнь можно и нужно было бороться, прежде всего с самим собой и собственным унынием.
Когда надворному советнику в первый раз принесли тетрадь с перечнем книг, он с большим вниманием прочитал крупную надпись на первой странице: “Внимание, узники! Помните, что, нарушив правила пользования книгами, Вы, в первую очередь, навредите другим заключенным. Всякая книга с пометками немедленно уничтожается. Она не подлежит замене. Все доступные Вам книги суть конфискованы у Ваших предшественников.”
Читая подробный каталог, Яков не переставал удивляться: наряду с периодикой на всех основных европейских языках и трудами по разным отраслям науки, в тетради значились всевозможные запрещенные в России книги: революционная литература, сочинения философов. Уже само владение подобными книгами образует состав преступления и карается ссылкой в Сибирь.
В голове надворного советника вдруг мелькнула мысль, что эта, тетрадка, возможно, ловушка. Ведь по выбору книг легко можно было сделать вывод о взглядах узника и его умонастроении.
Однако в теперешнем положении Якову оказалось все равно, что подумают о нем следователи. Он справедливо решил, что его тюремщикам уже нет до него никакого дела. Поэтому надворный советник с удовольствием воспользовался свободой от цензуры и уникальным для России выбором книг.
Кроме революционной литературы, Яков читал романы европейских и русских писателей и избранные исторические труды. Ко второму году заключения, он перечитал практически все, что было в библиотеке, включая Новый Завет и другие религиозные книги. Как только Штольман с неудовольствием подумал, что вот-вот начнет читать тюремную литературу по второму кругу, как надворный советник неожиданно получил в дар новые книги.