Кто же это мог быть? Ни единой пометки на обложке. Новыми книгами оказались романы Гюго, “История государства Российского” Карамзина, сборник новых законов. К тому же тюремщик принес еще большую пачку газет и журналов.
Чуть позже на допросе новый прокурор петербуржского окружного суда Константинов признался, что это он принес книги.
Допросы для Штольмана превратились в формальность. Следствие по делу о шпионаже было закрыто. Теперь от надворного советника требовалось лишь комментировать показания Нины Аркадьевны и ее подельников, что Штольман, скрепя сердце, и делал. Отвечая на вопросы следователя, Яков Платонович тихо вздыхал про себя. Нина Аркадьевна рассказала все, даже то, о чем он и не догадывался. Сколько мерзости! Знакомиться с признаниями Нежинской было очень неприятно. Он понял, что ошибся в этой женщине даже больше, чем ему казалось еще год назад.
- А зачем вы принесли мне книги, Евгений Борисович? - спросил Штольман.
Он привык задавать вопросы прямо.
Ответ видного чиновника весьма удивил Якова Платоновича.
- Анна Викторовна Миронова, проходящая по делу в качестве свидетельницы, волею случая оказалась моей соседкой. Мы с моей матерью и Петр Иванович живем в соседних квартирах. Анна Викторовна просила за вас, и я счел возможным пойти ей на эту уступку. Тем более, режим вам облегчили.
-Анна… Викторовна проживает в Петербурге? Давно? - с волнением спросил Штольман.
Прокурор смущенно улыбнулся, что было для него совсем не свойственно.
- Я полагаю да, не менее нескольких месяцев. Часто вижу ее на прогулках в парке с компаньонкой и … признаться, не уточнял статус их спутника. Кажется, братом. Чудесная девушка, да. И с братом у нее весьма чуткие отношения.
***
С братом. Ну, конечно! А чего Яков ждал? Чуда? Вам ли не знать, господин надворный советник, что месяцы ожидания убивают самые пылкие чувства. Тем более любовь такой юной девушки, как Анна. Ей только и остается, что в память о своей первой, такой неудачной, влюбленности передавать ему то кекс, то книги.
Сколько она будет ждать? Ждет ли Анна вообще его? И в каком статусе его отпустят?
Анна за эти месяцы может переосмыслить всю их недолгую связь, полную досад и несправедливостей, прежде всего с его стороны. Барышня взрослеет, меняются ее взгляды на мир, на отношения мужчины и женщины. Она всегда знала о Нежинской, видела его и ее вместе. Что же сейчас Анна обо всем этом думает? Нет, он ее не достоин. Прошло столько времени!
Как бы не была влюблена Анна два года назад, она обязательно, рано или поздно, оценит какого-нибудь другого мужчину с блестящей репутацией и прекрасными перспективами. Она - ослепительно красивая молодая девушка. В Петербурге Анна составит прекрасную партию с достойным ее человеком.
Он же, Яков, похоже, всю жизнь так и проведет один, хорошо, если не в одиночной камере.
Допросы продолжались несколько месяцев, потом, очевидно, дело над членами “английской партии” передали в суд, а про Штольмана опять надолго забыли.
Однажды надворного советника посетил полковник Варфоломеев. Это произошло прямо во дворике для прогулок.
Полковник спокойно, безо всякого сочувствия либо снисхождения смотрел на подчиненного.
- Как Вы, Яков Платонович?
- Благодарю, не жалуюсь! - усмехнулся Штольман.
- Яков Платонович, вас отпустят только тогда, когда закончится суд над шпионами. Это многомесячный процесс, но он идет уже очень давно, и освобождение не за горами. Я благодарю вас за помощь в поимке преступников и заверяю, что ваши заслуги перед Отечеством не останутся незамеченными.
В первую очередь, Якова интересовало отнюдь не это.
- Как Анна Викторовна? Когда вы забрали у нее папку?
- Вы догадались?
- У нее все хорошо, и она на свободе. Я не потерял способность размышлять. Однако предыдущий год прошел в беспокойстве за ее судьбу.
- Я лично предпринял все усилия, чтобы госпожа Миронова не пострадала. Я пробовал найти документы самостоятельно, но не нашел. Тогда мне пришлось нанести барышне визит и убедить ее, что вы были бы не против отдать папку нашему ведомству.
- Когда вы видели ее? - требовательно спросил Штольман.
Варфоломеев улыбнулся такому неравнодушию.
- Не так давно. Наши люди приглядывают за ней. У Анны Викторовны все в порядке. Признаться, в свете событий последнего года, ее решение переехать из провинциального Затонска в Петербург, я счел логичным.
Яков Платонович надеялся, что полковник расскажет еще хоть что-нибудь об Анне, но Варфоломеев молчал. Кроме того, он иронично, не хуже самого Штольмана, усмехнулся.
Полковник сказал еще несколько напутственных слов, велел подчиненному быть стойким и удалился.
Бессмысленное заключение, которое, как казалось, не имело ни конца ни края, продолжилось.
С тех пор Яков почему-то уверился, что Анну Викторовну вывезли в Петербург для скорейшего замужества. Прекрасно зная нрав ее маменьки, Марии Тимофеевны, логично было предположить, что она не отступится от задуманного.
Проходили месяцы. Иногда ночью ему снилась его Анна. Она танцевала на балу с другим, и тогда Яков просыпался с бесконечной тоской на сердце.
Неизвестность относительно своей судьбы была мучительной. Да, теперь Яков Платонович знал, что его освободят, но, когда это произойдет? Он же тут состариться успеет. После визита Варфоломеева, утром каждого нового дня Яков Платонович надеялся, что ему не придется ночевать в камере, а под вечер вновь и вновь испытывал разочарование. С каждым днем надежда его убывала. Так шли недели. Это были бесплодные вереницы секунд…часов… целая вечность!
***
Однажды Анна увидела в продаже газету “Санкт-Петербургские ведомости”. В ней был опубликован большой материал, реабилитирующий надворного советника Штольмана.
Анна с большим волнением принесла газету дяде.
- Да, дорогое мое дитя, как ты видишь, процесс пошел. Не удивлюсь, если вскоре эти материалы перепечатают по всей России.
- Дядя, давай нанесем визит издателю. Может быть, он нам расскажет что-нибудь о Якове Платоновиче?
- Давай попробуем, - согласился Петр Иванович.
Василий Григорьевич, издатель, встретил их довольно дружелюбно.
На вопрос, “Кем вы приходитесь надворному советнику Штольману?”, Миронов не успел ничего сказать, потому как Анна храбро ответила:
- Невестой!
- Я знал, господа, что реабилитация персоны господина Штольмана именно нашей газете будет иметь для общественности решающее значение. Самое солидное и массовое издание как-никак. С Яковом Платоновичем я был знаком лично. Он однажды оказал мне большую услугу - спас из премерзкой ситуации, которая могла иметь весьма неприятные последствия. Мда-с. Я уважаю господина Штольмана как незаурядного человека и определенно считаю его неспособным на преступления, в которых его обвиняют. Как только до меня дошли обнадеживающие сведения, то, с разрешения цензора, я немедленно взялся за перо!
***
Петр Иванович был прав, через несколько недель адвокат Миронов привез в Петербург свежий номер “Затонского телеграфа” с главной новостью на передовице, восстанавливающей репутацию бывшего следователя Штольмана. Рябушинский был в ударе.
- Я не знаю, как Штольману это удалось, Анна, но буду не удивлен, если в ближайшее время Яков Платонович все-таки окажется на свободе. Однако горе ему, если он не объявится и не придет просить твоей руки. Я клянусь, что вызову его на дуэль! - кипятился Виктор Иванович Миронов.