Я осторожно заглянула в дверной проем. Трое детей сидели на кровати Кристы, Анна и Криста обнимали руками друг друга, Люк отчаянно сосал пальцы и тянул волосы. Криста вскрикнула, когда увидела меня. Я приложила палец к губам, и она в панике кивнула. Но глаза Анны были широко распахнуты и пристально смотрели, как будто она пыталась придумать, как сказать мне что-то.
Я подумала, будут ли они доверять мне, незнакомому чужаку, или Эмори, милому человеку, которого видели рядом с собой в течение многих лет.
— Он нашел Еву? — спросила я голосом чуть выше шепота.
— Нет, не нашел, — сказал Эмори и вышел из-за двери. Он был на кухне; я видела в его руке нож.
Анна закричала. Я не винила ее.
— Анна, — заявил Эмори. — Воспитанные маленькие девочки не шумят. — Анна подавила другой крик, испуганная до смерти, что он доберется до нее, и получившийся звук был ужасающим. Эмори посмотрел в ее сторону.
Я вошла в комнату, подняла пластмассовый леденец и опустила его на руку Эмори со всей яростью, которая во мне была.
— А я не воспитанная, — произнесла я.
Он взвыл и выпустил нож. Я носком задвинула его назад, когда Эмори бросился. Пластмассовый леденец, должно быть, не особо внушал страх.
На сей раз я была готова, и, когда он сделал выпад, я сделала шаг в сторону, выставила ногу, и когда он споткнулся об нее, ткнула леденцом в шею.
Не будь тут детей, то я бы пнула его или сломала бы руку, чтобы удостовериться, что мне не придется снова с ним разбираться. Но тут были дети, Люк плакал и вопил со всей энергией двухлетки, а Анна и Криста обе рыдали.
Если я ударю его еще раз, травмирует ли это их сильнее? Я решила, что нет, и занесла ногу для удара.
Но Чендлер Макадо сказал:
— Нет.
Дух борьбы разом оставил меня. Я позволила полосатому пластмассовому леденцу выпасть из моих пальцев на ковер, сказав себе, что я должна успокоить детей. Но поняла, что утешитель из меня никакой.
— Ева и Джейн находятся за стулом в спальне через коридор, — я казалась опустошенной даже самой себе.
— Я знаю, — сказал Чендлер. — Ева позвонила в девять-один-один.
— Мисс Лили? — позвал тоненький дрожащий голосок.
Я заставила себя войти в хозяйскую спальню. Голова Евы высунулась из-за стула. Я присела на край кровати.
— Теперь ты можешь вылезти с Джейн. Спасибо за то, что вызвала полицию. Это было очень умно и храбро. — Ева отодвинула стул и взяла младенческое кресло, хотя оно было слишком тяжело для ее тонких рук.
Чендлер закрыл дверь.
Скоро она открылась снова, и вошел Джек.
Он сделал паузу и оглядел меня.
— Что-нибудь сломано? — спросил он.
— Нет. — Я покачала головой и задумалась на секунду, смогла бы я остановиться. Это смахивало на приведенный в движение маятник. Я рассеянно потерла горло.
— Ушиб, — заметил Джек. Я наблюдала за его попытками решить, как приблизиться ко мне и Еве.
С большим усилием я подняла руку и погладила Еву по голове. Потом обняла ее, когда она начала плакать.
Я сидела с Евой на коленях той ночью, когда она рассказывала полиции, что происходило в желтом доме на Фалбрайт-стрит. Там были Чендлер, Джек и Лу О’Ши, Джесс неистово хотел присутствовать там в качестве пастора Евы, но она определенно хотела, чтобы там была Лу.
Отец, как оказалось, начал свои забавы, когда стало очевидно, что счета за беременность и роды Мередит будут существенными. Он начал играть с восьмилетней дочерью.
— Ему всегда нравилось, когда я пользовалась помадой и косметикой, — сказала Ева. — Ему нравилось, когда я переодевалась.
— Что твоя мама говорила об этом, Ева? — спросил Чендлер нейтральным тоном.
— Она думала, что это весело. Сначала.
— Когда все изменилось?
— На День Благодарения, я думаю.
Сразу после Дня благодарения в газете появилась статья о нераскрытых преступлениях в Литл-Роке. С фотографией спящего ребенка в пижаме с жирафами. Ту же самую пижамку Мередит хранила все эти годы в коробке на полке как память о первых днях ее ребенка.
— Мама стала грустить. Она гуляла вокруг дома и плакала. Она с трудом заботилась о Джейн. Она... — голос Евы понизился до шепота. — Она задавала мне странные вопросы.
— О..? — спросил Чендлер.
— О том, трогал ли меня папа как-то странно.
— Вот как. И что ты ей ответила? — Чендлер казался тихим и почтительным к Еве, как будто это был самый обычный разговор. Я не знала, что мой старый друг мог быть таким.
— Нет, он никогда не трогал меня... там. Но ему нравилось играть в «Иди сюда, маленькая девочка».
Мой желудок свело.
Не буду описывать целиком, но суть была в том, что Эмори любил, когда Ева красилась помадой и румянами, он звал ее к себе, как если бы они были незнакомы и вынуждал ее касаться его через штаны.
— Итак, что еще произошло? — спросил Чендлер, помолчав немного.
— Они с мамой ругались. Мама сказала, что они должны поговорить о том, когда я родилась, папа сказал, что не будет, а мама сказала... о, я не помню.
Мередит спросила его, была ли Ева их ребенком? Она спросила его, растлевал ли он ребенка?
— Тогда мама или папа забрали мой памятный альбом и вынули оттуда страницу. Я не видела, как они сделали это, но когда я вернулась домой, моя любимая фотография, там где я, Анна, Криста, отсутствовала. Она была аккуратно вырезана, я думаю, это сделала мама. В следующий раз, когда я ночевала у Анны, я взяла альбом с собой, чтобы мама не смогла больше вырезать страницы.
Мы с Джеком посмотрели друг другу в глаза.
— Тогда мама сказала, что мне нужен анализ крови. Я пошла к доктору Лемею, он и мисс Бинни взяли немного крови и сказали, что проверят ее, я была уверена, что была хорошей девочкой, и доктор дал мне леденец.
— Мама сказала мне не говорить никому, но папа видел след от иглы, когда купал меня тем вечером! Но я не говорила, я не говорила! — большие слезы скатились по щекам Евы.
— Никто не винит тебя, — принялась успокаивать я.
Я не понимала, насколько напряженной она была, пока она не расслабилась.
— Так папа и узнал. Я думаю, что он отправился на поиски и нашел бумажку, которую мама получила от доктора.
Результаты анализа? Квитанция, что Мередит заплатила за анализ крови?
— Следующим вечером он сказал, что маме нужно отдохнуть и что он собирается взять нас с собой.
— И вы сели в автомобиль, верно? — спросил Чендлер.
— Да, я и Джейн. Я пристегнула ее автомобильное кресло, когда папа сказал, что оставил свои перчатки. Он открыл багажник, взял что-то, надел, и вошел в дом. Спустя какое-то время он вернулся с чем-то в руках, убрал это в багажник, и мы поехали, чтобы поесть. Когда мы вернулись домой... — тогда Ева начала всерьез плакать.
Чендлер выскочил с ключами Эмори, чтобы открыть багажник его машины. Он вернулся минут через пять.
— Я отправил несколько человек осмотреть и сфотографировать, — сказал он спокойно. — Давай, конфетка, перенесем тебя на кровать, ты сможешь спокойно полежать.
Лу, у которой по лицу текли слезы, протянула руки к Еве, и та позволила Лу забрать ее и уложить.
— Что было в багажнике? — спросил Джек.
— Прозрачный пластиковый плащ с множеством пятен и единственный кухонный нож.
Я вздрогнула.
Джек и Чендлер очень важно между собой что-то обсуждали.
Чендлер позвонил людям, обыскивающим дом на Фалбрайт-стрит. Приблизительно через тридцать минут худощавый детектив Брайнерд принес знакомую обувную коробку в спальню дома пастора.
Джек надел перчатки, открыл коробку и заулыбался.
Дил и Верена отвели Анну домой задолго до этого, я могла только предполагать, что они рассказали моим родителям, где я была.
Джек отвез меня в свой номер в мотеле, потом направился в тюрьму, чтобы поговорить с Эмори Осборном.
Когда он вернулся, я все еще лежала на кровати, уставившись в потолок. На мне все еще было надето пальто. Горло болело.