Без лишних слов Джек сверился с адресной книгой, которую вытащил из своего портфеля. Затем поднял трубку, глубоко вздохнул и начал набирать номер.
— Рой? Как дела? Да, я знаю, сколько сейчас времени. Но я думал, что это ты должен позвонить Терезе и Саймону. Скажи им, что мы нашли девочку... разумеется, я не стану шутить о таком. Нет, я не хочу звонить им, это твое дело. — Джек держал телефон подальше от своего уха, и я услышала, как Рой Костимиглиа кричит на другом конце. Когда стало тише, Джек уложил в несколько предложений как можно больше информации.
— Нет, я не знаю... им лучше позвонить своему адвокату, попросить ее приехать раньше их. Я думаю, многое надо сделать, чтобы пройти через это, но Осборн фактически признался. Да. — Джек откинулся рядышком со мной на кровати. — Он принял собственного ребенка дома, и тот умер. Я думаю, тут кроется нечто подозрительное, ведь это был мальчик... а ему определенно нравятся девочки. Так или иначе, он чувствовал себя виноватым, не мог сказать об этом жене. Он дал ей сильное болеутоляющее, которое сам принимал из-за травмы спины, она уснула, он принялся колесить по городу, пытаясь придумать, как сказать ей, что ребенка нет. Он жил очень близко к Конвею, и ездил по Конвею наугад, как говорит он. Да, я не знаю, стоит ли этому верить, особенно после всего, подожди, дай мне закончить.
Джек снял обувь.
— Он говорит, что поехал в район, где жили Макклесби, узнал дом, потому что он доставил туда приблизительно за четыре месяца до этого диван. Ему понравилась Тереза, он счел ее симпатичной. Внезапно он вспомнил, что Тереза была беременна, и задумался, родился ли у нее ребенок... он наблюдал за домом некоторое время, говорит, что был слишком обезумевшим, чтобы пойти домой и показаться жене. Внезапно у него появился шанс все исправить. Он видел, что Тереза вышла на дорожку с ребенком в переноске, остановилась, поставила ее и вернулась домой. Мать из нее никудышная, она не заслуживала ребенка, решил он, да и вообще, у нее есть уже двое. А у его жены не было ни одного. Он взял Саммер Дон с собой домой.
Рой, должно быть, снова заговорил. Веки мои потяжелели, когда тепло Джека расслабило меня. Я перекатилась на бок, сталкиваясь с ним, мои глаза закрылись только на минуту, потому что их резал свет лампы.
— Он взял Мередит к доктору на следующий день, сказал ему, что уже свозил ребенка к педиатру. Он не мог допустить, чтобы их врач осмотрел ребенка, раз пуповина уже заросла, сразу стало бы ясно, что ребенок родился не сегодня.
Рой говорил в течение минуты. Слышен был лишь отдаленный гул. Я лежала с закрытыми глазами.
— Да, он признается полностью. Говорит, вся вина на его жене, она захотела иметь ребенка, мальчика, это прервало бы его забавы с маленькой девочкой, которую он с таким трудом получил для нее, Мередит заинтересовало, откуда девочка взялась, и когда она увидела фотографию в газете... очевидно, Мередит взяла малышку на анализ крови, узнала, что та не могла быть ее дочерью. Но она любила ее, поэтому не могла решить, что делать. Эмори, узнав об анализе крови, решил, что Мередит предала его, и убил ее. Он ворвался в мой гостиничный номер, нашел страницы, которые она отправила мне по почте... так он оправдывался перед самим собой.
Беседа продолжалась.
Потом Джек спросил:
— Ты позвонишь им сейчас или подождешь до утра?
Через какое-то время я потеряла нить разговора Джека.
— Малышка?
Я моргнула.
— Что?
— Малышка, уже утро.
— Что?
— Тебе нужно домой, приготовиться к свадьбе, Лили.
Я распахнула глаза. Определенно, уже день. В панике я поглядела на прикроватные часы. Длинно выдохнула, увидев, что всего восемь часов.
Джек стоял у кровати. Он только что вышел из душа.
Обычно утром я вскакиваю с кровати и начинаю двигаться, но я чувствовала себя так, как будто накануне выпила. Тогда я вспомнила вечер накануне, и поняла, где нахожусь.
— О, мне и правда пора вернуться домой, надеюсь, они не волнуются. — Я была паинькой в этот визит, я все сделала правильно! Очень не хочу испортить все в последний день.
Джек рассмеялся. Приятный звук.
Я села. Он перекладывал мое пальто несколько раз в течение ночи. Я спала в одежде не помывшись, чистить зубы пришлось наихудшим из возможных способов. Когда Джек наклонился, чтобы обнять меня, я отступила.
— Нет, нет, нет, — сказала я твердо. — Не сейчас. Я отвратительна.
Когда Джек увидел, что я имела это в виду, он взгромоздился на одном из виниловых кресел.
— Хочешь, схожу нам за кофе?
— О, слава Богу, я как раз думала о нем, но лучше доберусь до родителей и позволю им увидеть меня.
— Тогда увидимся на свадьбе.
— Конечно. — Я потянулась и погладила его по руке. — Что ты делал вчера вечером?
— В то время как ты противостояла настоящему похитителю? — Джек мрачно посмотрел на меня. — Ну, милая, я заканчивал обрабатывать человека, который скоро станет твоим шурином.
— Что?
— Я решил, что единственный способ осмотреть автомобильные багажники, что, как ты помнишь, было твоим предложением, должен включать несчастный случай. Было бы разумно осмотреть багажник после этого. Я подумал и просто ударил в лоб, доступ к багажнику был обеспечен.
— Ты ударил Джесса?
— Да.
— И Дила тоже?
— Собирался. Но подумав, что получу взбучку, решил прерваться, а потом наехать на Эмори. Тогда я и получил твой звонок. Я добрался до дома О’Ши одновременно с твоим бывшим. Он ударил меня.
— Он что?
— Я не хотел пропускать его вперед.
Я не знала, что сказать, пытаясь не улыбаться.
— Я лучше пойду, помоюсь. Ты поедешь со мной?
— Я привез свой костюм, — напомнил он мне.
Единственный днем для моих родителей, когда можно обойтись без неодобрительных взглядов, был днем свадьбы Верены. Их не взбудоражило, что Джек высадил меня перед домом средь бела дня, а я была во вчерашней одежде.
Но рукопашный бой накануне свадьбы разрешал это проигнорировать.
Я приняла очень долгий душ и дважды почистила зубы. Чтобы восстановить контроль над собой, побрила ноги и подмышки, выщипала брови, десять или пятнадцать минут потратила на лосьоны и косметику.
Только когда я зашла в халате на кухню за кофе, мать увидела синяк.
Она поставила кружку с глухим стуком.
— Лили, твоя шея.
Я посмотрела в небольшое зеркало возле кухни. Шею охватывал темный синяк.
— Эмори, — объяснила я, впервые замечая, как охрипла. Я коснулась темного пятна. Больно. Очень больно.
— Все в порядке, — сказала я. — Правда. Просто нужно выпить что-нибудь горячее.
И это все, что мы сказали о прошедшем вечере.
Мне сильно повезло из-за свадьбы Верены.
А на следующее утро, в Рождество, я отправилась домой в Шекспир.
Я думала, пока вела машину: что случится с ребенком, Джейн, которого Ева (я должна была думать о ней как Еве Осборн) считала своей сестрой. Я задалась вопросом, что будет, когда приедут Маклесби, чтобы наконец-то обнять свою дочь. Я задумалась, когда я должна вернуться, чтобы свидетельствовать на судебном процессе Эмори. От мыслей о возвращении в Бартли по спине пробежал холодок, но я буду чувствовать себя более сговорчивой, когда придет время.
Мне не надо было ни с кем разговаривать и слушать кого-то в течение целых четырех часов.
Невзрачные предместья Шекспира порадовали глаз, я чуть не прослезилась.
Украшения, дым из труб, пустые газоны и улицы: сегодня было Рождество.
Если моя подруга, доктор Кэрри Траш не забыла, то индейка разморозилась и ждала лишь, когда ее поместят в духовку.
А Джек, заехавший в Литл-Рок за одеждой, был на пути сюда.
Подарки, которые я для него купила, были упакованы и лежали в моем шкафу. В холодильнике стояли шпинат, кастрюля батата и клюквенный соус.
Я отреклась от прошлого, когда выбрала свою собственную дорогу.
Рождество я проведу в Шекспире.