— Тряси банку, Ева, — напомнила я ей, и она встряхнула желтую банку аэрозольной полироли для мебели. — Теперь распыляй.
Она осторожно направила струйку полироли на пустую столешницу. Я протерла тряпочкой пару раз, затем положила на стол письмо, полную кружку ручек и карандашей и коробочку со штемпелями и этикетками с обратным адресом на прежние места. Когда Ева попросила извинить ее за отлучку ванную, я стиснула зубы и сделала нечто такое, что вызвало у меня отвращение: взяла расческу Мередит Осборн, на которой, разумно было предположить, могли остаться отпечатки ее пальцев, завернула в полиэтиленовый пакет, прошла в кухню и сунула в свою сумочку.
Я вернулась в спальню Осборнов, утрясла пачку бумаг, чтобы краешек получился ровным и опрятным, когда вошла Ева.
— Это мамины счета, — сказала она важно. — Мы всегда оплачиваем наши счета.
— Конечно. — Я собрала чистящие средства и вручила некоторые из них Еве. — Здесь мы закончили.
Когда мы принялись за работу в комнате Евы, девочка заскучала, видимо, новизна от помощи испарилась.
— Где вы вчера обедали? — спросила я невзначай.
— Ходили в ресторан. Я взяла молочный коктейль. Джейн всё проспала. Было здорово.
— Папа был с вами, — отметила я.
— Да, он хотел дать маме отдохнуть, — сказала Ева одобрительно. Потом ей вспомнилось окончание той ночи, я видела, что ее удовольствие от молочного коктейля исчезло. Нельзя больше задавать ей вопросы о прошлой ночи.
— Почему бы тебе не найти последний школьный альбом и не показать мне своих друзей? — предложила я, достав чистые простыни из шкафчика и начав перестилать ее односпальную кровать.
— О, конечно! — сказала Ева с восторгом. Она начала рыться в низком книжном шкафу, в котором было много детских книг и безделушек. Никакого порядка там не было, и я не слишком удивилась, когда Ева сказала мне, что не может найти последний альбом. Она принесла другой альбом двухлетней давности, и мы прекрасно провели время, она называла мне имя каждого ребенка. От меня требовалось только улыбаться и кивать и время от времени говорить: «Действительно?» Как бы невзначай я пробежалась по ее книгам самостоятельно. Прошлогоднего альбома не было.
Ева заметно расслабилась, разглядывая фотографии ее друзей и знакомых.
— Ты ходила к врачу на прошлой неделе? — спросила я невпопад.
— Зачем вы спрашиваете?
Меня поставили в тупик. Мне и в голову не приходило, что ребенок спросит меня, зачем мне это.
— Стало интересно, к какому врачу ты ходишь.
— К доктору Лемею. — Ее карие глаза казались огромными, когда она подумала о своем ответе. — Он тоже умер, — сказала она устало, как будто весь мир вокруг нее умирал. Для Евы, наверное, так все и было.
Я не могла придумать естественный, безболезненный способ спросить еще раз, не могла же расстраивать девочку еще больше. К моему удивлению, Ева добровольно добавила:
— Со мной ходила мама.
— Да? — Я попыталась говорить максимально уклончиво.
— Да. Ей нравился доктор Лемей и мисс Бинни.
Я кивнула, поднимая стопку раскрасок и складывая их ровно.
— Было больно, но скоро закончилось, — сказала Ева, явно кого-то цитируя.
— Что закончилось?
— Они взяли мою кровь, — сказала Ева важно.
— Гадость.
— Да, это больно, — сказала девчушка, философски качая головой, как женщина среднего возраста. — Боль причиняют всегда, но ты должен справиться с нею.
Я кивнула. Как-то слишком философски для третьеклассницы.
— Я похудела, и мама подумала, что что-то не так, — пояснила Ева.
— И что было не так?
— Я не знаю. — Ева смотрела вниз на свои ноги. — Она никогда не говорила.
Я кивнула, будто это дело обычное. Но то, что Ева рассказала мне, взволновало меня, насторожило. А что, если у ребенка проблемы со здоровьем? Отец ведь знал о визите и крови? А что, если у Евы анемия или еще что похуже.
Она выглядела достаточно здоровой, как по мне, но тут я не самый компетентный человек. Ева была худенькой и бледной, да, но не чрезмерно. Волосы сияли, зубы выглядели здоровыми и чистыми, от нее хорошо пахло, она словно не испытывала неловкости и смотрела мне в глаза: будь что не так — есть и причина волноваться. Так почему же я не расслабилась?
Далее я перешла в комнату малышки, Ева следовала за мной по пятам. Время от времени звонил дверной звонок, и я слышала, как Эмори плетется через весь дом, чтобы открыть, но посетители долго не задерживались. Трудно стоять и болтать, столкнувшись с неприкрытым горем.