Я посмотрела на аляповатые лица Кристы и Анны и ужаснулась, прежде чем поняла: раз все это было в комнате Кристы, значит, ей разрешалось.
— Вы выглядите очаровательно… — сказала я, понятия не имея, какой тут ответ приемлемый.
— Я — самая красивая! — настойчиво произнесла Криста.
Если основанием для выбора была тяжелая косметика, с Кристой не поспоришь.
— Почему вы не краситесь, мисс Лили? — спросила Ева.
Девочки столпились около меня, изучая мое лицо.
— У нее есть тушь, — решила Анна.
— Что-то красное? Помада? — Криста всматривалась в мои щеки.
— Тени для век, — торжествующе сказала Ева.
— Больше не всегда лучше, — мое замечание осталось без внимания.
— Если бы вы больше красились, то стали бы красивее, тетя Лили, — сказала Анна удивленно.
— Спасибо, Анна. Я лучше пойду, посмотрю, как ребенок.
Люк расстегнул спящего ребенка и вытянул ее крошечные ножки. Он склонился над ней с острыми маникюрными ножницами.
— Люк, что ты делаешь? — выдавила я.
— Собираюсь помочь вам, — сказал он радостно. — Подстричь ногти Джейн.
Я вздрогнула.
— Я ценю твое желание помочь. Но ты должен подождать папу Джейн, чтобы тот сказал, надо ей подстригать ногти или нет. — Мне это показалось достаточно дипломатичным.
Люк был настроен категорично: длинные ногти Джейн представляют угрозу ее жизни и должны быть обрезаны немедленно.
Меня этот ребенок начинал раздражать.
— Послушай, — сказала я спокойно, резко наклоняясь к нему.
Люк закрыл ножницы. Он выглядел испуганным.
Неплохо.
— Не трогай ребенка, если я не прошу тебя об этом, — я-то решила, что тон был ровным, но Люк понял его по-своему. Он опустил ножницы. Я взяла их и для собственного спокойствия запихнула в карман штанов, откуда он не мог достать их.
Я забрала Джейн с детским креслом с собой в кухню, чтобы приготовить еду. Лу оставила консервированную пасту, которой я не стала бы кормить свою собаку, будь она у меня. Я разогрела ее, пытаясь не дышать, разложила еду в миски, затем порезала желе и разложила его по тарелкам, добавив кусочки яблока, которые уже приготовила Лу. Затем налила молока.
Дети вбежали и стремглав расселись по стульям за минуту, когда я позвала их, даже Люк. Без указаний они все склонили головы и произнесли в унисон молитву: «Спасибо, Боже». На полпути к холодильнику меня застали врасплох.
Следующие пятьдесят минут были… пыткой.
Я понимаю, что ближе к рождественским праздникам дети входят в азарт. Я понимаю, что дети в группах более возбудимы, чем дети по отдельности. Я слышала, что наличие няньки вместо родительского наблюдения позволяет детям расширять свои рамки, или скорее рамки их няньки. Но я должна была сделать несколько глубоких вздохов, когда дети принялись сеять разрушение во время ужина. Я уселась на табурет, Джейн сидела рядом за столом. Она, по крайней мере, спала. Спящего ребенка можно считать прекрасным.
Когда я вытерла выплеснутый томатный соус, положила нарезанные яблоки в миску Люка, помешала Кристе ткнуть Анну ложкой, я постепенно узнала, что Ева была тише других. Она прикладывала видимое усилие, чтобы участвовать в веселье.
Конечно, ее мать только что умерла.
Я не спускала осторожного взгляда с Евы.
Не имея возможности разведки, я надеялась лишь пережить этот вечер. Я думала, что улучу момент поискать семейные записи. Это было настолько невозможно, что мне пришло в голову, что я уеду такой же неосведомленной, как и приехала.
Криста позаботилась о проблеме за меня.
Потянувшись за крекерами, которые я поставила в центре стола, она уронила свой стакан с молоком, каскадом пролившийся со стола на колени Анне. Анна завопила, назвала Кристу рукожопом и бросила на меня испуганный взгляд. Это слово не было одобрено в семье Кинджери, и так как я была почти ее тетей, я послала Анне обязательный строгий взгляд.
— У тебя здесь есть штаны, в которые можно переодеться? — спросила я.
— Да, мэм, — сказала Анна подавлено.
— Криста, ты вытрешь молоко этим полотенцем, пока я отведу Анну переодеться. Надо постирать штаны в машинке.
Я забрала ребенка с креслом и отнесла ее с собой в зал, пытаясь не трясти ее. Анна бежала впереди меня, желая переодеться и вернуться к друзьям.
Похоже, Анне неудобно было переодеваться в моем присутствии, но мы немного поладили тем утром, и она не хотела задевать мое самолюбие, прося меня выйти. Бог знает, как я ненавидела вторгаться в частную жизнь, но я должна была сделать это. Найдя безопасное место для Джейн, я оглядела комнату, в то время как Анна развязала свою обувь и снимала носки, штаны и колготки. Я стояла к ней спиной, но лицом к зеркалу, поэтому, когда она сняла колготки, стоя спиной ко мне, я смогла ясно увидеть темно-коричневую родинку на ее бедре.