— Ему всегда нравилось, когда я пользовалась помадой и косметикой, — сказала Ева. — Ему нравилось, когда я переодевалась.
— Что твоя мама говорила об этом, Ева? — спросил Чендлер нейтральным тоном.
— Она думала, что это весело. Сначала.
— Когда все изменилось?
— На День Благодарения, я думаю.
Сразу после Дня благодарения в газете появилась статья о нераскрытых преступлениях в Литл-Роке. С фотографией спящего ребенка в пижаме с жирафами. Ту же самую пижамку Мередит хранила все эти годы в коробке на полке как память о первых днях ее ребенка.
— Мама стала грустить. Она гуляла вокруг дома и плакала. Она с трудом заботилась о Джейн. Она… — голос Евы понизился до шепота. — Она задавала мне странные вопросы.
— О..? — спросил Чендлер.
— О том, трогал ли меня папа как-то странно.
— Вот как. И что ты ей ответила? — Чендлер казался тихим и почтительным к Еве, как будто это был самый обычный разговор. Я не знала, что мой старый друг мог быть таким.
— Нет, он никогда не трогал меня… там. Но ему нравилось играть в «Иди сюда, маленькая девочка».
Мой желудок свело.
Не буду описывать целиком, но суть была в том, что Эмори любил, когда Ева красилась помадой и румянами, он звал ее к себе, как если бы они были незнакомы и вынуждал ее касаться его через штаны.
— Итак, что еще произошло? — спросил Чендлер, помолчав немного.
— Они с мамой ругались. Мама сказала, что они должны поговорить о том, когда я родилась, папа сказал, что не будет, а мама сказала… о, я не помню.
Мередит спросила его, была ли Ева их ребенком? Она спросила его, растлевал ли он ребенка?
— Тогда мама или папа забрали мой памятный альбом и вынули оттуда страницу. Я не видела, как они сделали это, но когда я вернулась домой, моя любимая фотография, там где я, Анна, Криста, отсутствовала. Она была аккуратно вырезана, я думаю, это сделала мама. В следующий раз, когда я ночевала у Анны, я взяла альбом с собой, чтобы мама не смогла больше вырезать страницы.
Мы с Джеком посмотрели друг другу в глаза.
— Тогда мама сказала, что мне нужен анализ крови. Я пошла к доктору Лемею, он и мисс Бинни взяли немного крови и сказали, что проверят ее, я была уверена, что была хорошей девочкой, и доктор дал мне леденец.
— Мама сказала мне не говорить никому, но папа видел след от иглы, когда купал меня тем вечером! Но я не говорила, я не говорила! — большие слезы скатились по щекам Евы.
— Никто не винит тебя, — принялась успокаивать я.
Я не понимала, насколько напряженной она была, пока она не расслабилась.
— Так папа и узнал. Я думаю, что он отправился на поиски и нашел бумажку, которую мама получила от доктора.
Результаты анализа? Квитанция, что Мередит заплатила за анализ крови?
— Следующим вечером он сказал, что маме нужно отдохнуть и что он собирается взять нас с собой.
— И вы сели в автомобиль, верно? — спросил Чендлер.
— Да, я и Джейн. Я пристегнула ее автомобильное кресло, когда папа сказал, что оставил свои перчатки. Он открыл багажник, взял что-то, надел, и вошел в дом. Спустя какое-то время он вернулся с чем-то в руках, убрал это в багажник, и мы поехали, чтобы поесть. Когда мы вернулись домой… — тогда Ева начала всерьез плакать.
Чендлер выскочил с ключами Эмори, чтобы открыть багажник его машины. Он вернулся минут через пять.
— Я отправил несколько человек осмотреть и сфотографировать, — сказал он спокойно. — Давай, конфетка, перенесем тебя на кровать, ты сможешь спокойно полежать.
Лу, у которой по лицу текли слезы, протянула руки к Еве, и та позволила Лу забрать ее и уложить.
— Что было в багажнике? — спросил Джек.
— Прозрачный пластиковый плащ с множеством пятен и единственный кухонный нож.
Я вздрогнула.
Джек и Чендлер очень важно между собой что-то обсуждали.
Чендлер позвонил людям, обыскивающим дом на Фалбрайт-стрит. Приблизительно через тридцать минут худощавый детектив Брайнерд принес знакомую обувную коробку в спальню дома пастора.
Джек надел перчатки, открыл коробку и заулыбался.
Дил и Верена отвели Анну домой задолго до этого, я могла только предполагать, что они рассказали моим родителям, где я была.
Джек отвез меня в свой номер в мотеле, потом направился в тюрьму, чтобы поговорить с Эмори Осборном.
Когда он вернулся, я все еще лежала на кровати, уставившись в потолок. На мне все еще было надето пальто. Горло болело.
Без лишних слов Джек сверился с адресной книгой, которую вытащил из своего портфеля. Затем поднял трубку, глубоко вздохнул и начал набирать номер.