— О нет, мой мальчик, нет, — сказал он, подойдя к нему ближе и, похлопав Этта по плечу, повёл его вглубь просторного прохладного помещения с высоким крутым куполом вместо потолка, делавшим комнату похожей на главное, внутреннее помещение храма. — Я верю и вижу, что вы благородный человек и наверняка решили взять на себя чью-то вину, может, кого-то из ваших друзей. Мы разберёмся со всем этим. Оставьте мне эту книгу и отправляйтесь на занятия.
— Я могу оставить книгу, но только на время, потому что должен её вернуть оттуда, откуда взял, заложив за неё свою жреческую корону. Когда-то я был учеником главного жреца храма в городе Оттари и носил её… если вы помните.
— Да, да, конечно, я помню… но всё остальное вы, очевидно, придумали. Вы не похожи на колдуна.
— А кто тогда, мастер Дерриус, похож на колдуна? Вы подозреваете в этом моего друга Лаэртиса Рама или, может быть, Рена Отто или кого-нибудь ещё?
Вопрос был задан прямо в лоб. Директор помялся, после чего выдал не менее сокрушительный ответ:
— Как мне думается, Лаэртис Рам гораздо больше похож на колдуна, чем вы. Я не раз слышал его обсуждения с друзьями весьма странных вещей и опытов, а вчера я случайно увидел его в вашей спальне, читающим вот эту книгу. Я только не смог разобрать её названия.
От неожиданности Этт замер на месте. Так вот оно что! Оказывается, мастер Дерриус тайно шпионил за ним или пытался это делать, только вчера, заглянув в щель приоткрытой двери, застал в ней его друга Лаэртиса Рама! Это казалось в высшей степени несправедливым.
— Вы ошибаетесь, мастер Дерриус. Это я изучаю магию и провожу опыты на пароктусах, и пару раз провёл их на Лаэртисе с его согласия. Также я тайком покидал семинарию через потайное отверстие в стене двора семинарии и уединялся в подвальной библиотеке городского храма с этой книгой и ещё с другими, и проводил там опыты на пароктусах и других мелких существах, и никто до сих пор этого не замечал. Как и того, что я целых два раза встретился с ученицей из девичьего пансиона, эйди Аулой. Первый раз она пришла ко мне, когда я занимался магией в подвале храма, а второй — когда убежал через ту самую дыру в стене, и мы отправились с ней на праздник, в долину речки, куда ушли все жители города, кроме нас и обитателей того пансиона. Вы и этого не заметили?
— Вы говорите очень странные вещи, юноша. Я, конечно, слышал о том, что один из студентов то и дело покидал территорию семинарии, но уж точно не мог предположить, что это окажетесь вы, не пропустивший ни одного занятия, сдающий вовремя все предметы и претендующий на получение высшего звания! Немногим светит такая честь. И потому мне не понять, ради какой цели вы себя очерняете?
Этт посмотрел на него долгим пронизывающим взглядом.
— Ради какой? Я влюбился. Это вы можете допустить?
— Влюбились? Понимаю… как я уже начал догадываться, в ученицу из местного пансиона?
— О да, мастер Дерриус. И произошло так, что её отчислили или просто перевели в другой город, в общем, она уехала. И теперь я не знаю, где она и что с ней.
— Ну тогда, мой мальчик, вам вовсе не о чем беспокоиться. Девушка уехала, значит, ваша страсть скоро пройдёт. Или не очень скоро, но это излечимо. Чего не скажешь о страсти к чародейству, но в этом я вам, как вы сами понимаете, не верю.
Этт замотал головой.
— Нет, нет и ещё раз нет, мастер Дерриус! Моя страсть к этой девушке зародилась очень давно, когда мы были ещё детьми, она сопровождает меня повсюду, живёт в моём сердце и течёт по моим жилам в крови. Я чувствую, что нуждаюсь в ней, равно как и она во мне. И ради этого я готов пожертвовать всем, что имею или собираюсь иметь. Мне не нужна жизнь в богатстве, почёте и высшие духовные чины без моей Эас… то есть… без моей Аулы Ора!
— Что вы сказали? — пожилой жрец внезапно вскинул голову, слегка отстранился от него и поглядел пристально в его глаза. — Эас — Владычица Ветров, вот она. Смотрите!
Он показал на полотно с изображением юной девы в одеянии голубовато-серебристых тонов, длинными серебристыми с золотым отливом волосами и огромными ясными глазами ярко-голубого цвета, сжимающую в руках большой прозрачный сосуд, в котором был нарисован бушующий вихрь. Этт вздрогнул, отметив, что нарисованная красками Богиня странным образом похожа на его несравненную, непредсказуемую, любимую Аулу Ора. Однако та была трогательна, наивна и слаба, её хотелось защитить, прижать к себе и никогда больше не отпускать, а Богиня Ветров выглядела грозной стихийной силой, которой, для того, чтобы снискать её милость, необходимо было каждый раз преподносить дары искреннего служения своей верой, правдой и почтительной любовью. И всё же он видел в изображении этой Богини свою Аулу, как в той видел Эас…
— Да, я вижу… Это Богиня Эас, Дочь Небесного Ока, я знаю Её.
— Хорошо, что знаете, — ответил глава семинарии. — Но вы только что назвали этим именем смертную девушку, в которую влюблены. Это, конечно, поэтично, но не стоит хулить Богов в стенах семинарии. Это такой же храм, только для обучения.
— Я всё понимаю, мастер Дерриус. И всё же… вы сказали, что я себя очерняю? Но посмотрите на меня. Мой волос и взгляд чёрен как ночь… и, наверное, душа тоже черна, если я вздумал нарушить главные правила и законы духовной жизни и предать жречество, увлекшись чародейством и смертным существом женского пола! И признаюсь в этом… вы мне всё ещё не верите? Так смотрите!
На глазах у почтенного жреца он достал из кармана камзола полудохлого пароктуса и положил его на стол. Отвратительное, на взгляд мастера Дерриуса, существо было к тому же всё покрыто странными волдырями, закатило глаза и едва могло переставлять конечности. Пока директор пытался сообразить, что за странная болезнь могла поразить одну из этих вездесущих в замке мелких тварей, которые, к счастью, не нападали на людей, а только беспокоили своим видом и отвратительным скрежетом по ночам, Этт наклонился над столом, поводил над несчастным существом руками, сверля его взглядом, и произнёс что-то на незнакомом ему, Дерриусу, языке. В считанные мгновения волдыри исчезли и внезапно поправившийся пароктус выставил все восемь конечностей, расправил крылышки и запрыгал по всей директорской комнате, разыскивая подходящую щель в полу или в стене.
— Теперь-то вы мне верите? — спросил волшебник, с победным видом глядя на директора семинарии.
Тот внезапно отошёл от него подальше и замахал руками.
— Всё, всё, всё… похоже, то, что я сейчас видел, точно — какое-то колдовство, которое вы намеренно мне продемонстрировали, чтобы я принял решение изгнать вас из семинарии. И перед этим отняли уйму времени у меня и у себя. Сиентат сам разберётся, что с вами делать, а сейчас отправляйтесь на занятия. Но имейте в виду, что то, что вы честно пришли и признались, свидетельствует как раз не о чёрной душе, а о честной и светлой. Осознание своих страстей чаще всего приводит к победе над ними. Но знайте — если в сиентате узнают о ваших проделках, вы покинете семинарию прежде, чем успеете победить эти свои страсти, и путь в жречество будет для вас навсегда закрыт. Не обидно ли будет, если вы были жрецом храма с детства?..
Этт вздохнул и, задумавшись, посмотрел сначала на пол перед своими ногами, а затем снова на главного директора.
— Если жречество намерено разлучить меня навсегда с моей любимой, оно мне более не нужно. Я не хочу становиться монахом, пока в моём сердце живёт страсть посильнее увлечений магией. Вы можете отчислить меня за колдовство, если любовь к женщине для вас — пустые слова. А если я перестану быть жрецом, то мне не придётся отказываться ни от своего чувства к Ауле, ни от магии, я вольюсь в мирскую жизнь и стану целителем. Почему вы, имея высший монашеский чин и являясь членом сиентата Ордена Звезды Мира, не можете выполнить мою простую просьбу — заявить обо мне в высшем жреческом совете как о чародее и нарушителе священного устава?? Не беспокойтесь за меня, я не пропаду, хотя и являюсь сиротой.
В глазах почтенного мастера Дерриуса мелькнуло бешенство.
— Хватит болтать! Идите на занятия и перестаньте уже меня изводить! Да, и… заберите свою книгу, если она принадлежит кому-то другому, кроме вас и меня.