Новое увлечение Этта Мора привело к тому, что он съехал по многим предметам, изучаемым в семинарии, в особенности по тем, которые касались непосредственно искусства духовного служения и храмовой культуры. Маститые преподаватели разных дисциплин, прежде довольные успехами молодого кандидата в члены Высшего Совета Ордена, теперь были, мягко говоря, разочарованы. Когда, к примеру, на шестом курсе во время зимней экзаменации Этт Мор не смог сказать ничего внятного по вопросу, что писал о природной склонности человека к духовному просветлению некий «отец» Ордена Звезды Мира по имени Эхриодон Дарвиантский, некогда живший на северо-западе Сакридского Ашханата и прививший религию восьми Королевств в нескольких местных городах и селениях, Этт Мор с виноватой улыбкой ответил:
— Прошу прощения, мастер Френ, я не могу ответить на этот вопрос.
Френ Тордо, невысокий преподаватель с почётной степенью профессора, в маленькой чёрной шапочке, прикрывающей преждевременно образовавшуюся лысину, и с маленькими, блестящими, как у зельдюка, глазками, покраснел от гнева и, вскочив из-за преподавательской тумбы, швырнул на стол увеличительный кристалл, через который до этого смотрел в книгу. Остальные четырнадцать студентов конкора с сочувствием поглядели на экзаменующегося, но промолчали.
— Это просто немыслимо… немыслимо! Вы подставляете сами себя под удар. Что вы делали, вместо того чтобы готовиться к экзаменации?
— Я готовился, мастер Френ, — ответил тот. — Но, к сожалению, не могу ответить на этот вопрос. Дайте мне другой.
— О другом думать уже поздно. Вы совсем испортились, Этт Мор. Идите к себе и готовьтесь, у вас есть ещё два шанса сдать этот экзамен.
Однако Этт не сдал этот экзамен ни в следующий раз, ни в третий. Точнее, он вообще не стал его сдавать, а вместо этого оба раза пропадал в Тетрагоне Целителей, а в свободное время занимался дальнейшим самостоятельным изучением старого как мир магического искусства.
Когда же прошёл последний, седьмой год обучения в семинарии и пришло время завершающей экзаменации, оказалось, что у бывшего отличника за три года накопилось столько «хвостов», что к этой экзаменации он оказался не допущен. Это привело в удручённое состояние всех преподавателей, директоров (в особенности мастера Дерриуса) и многих студентов, которые мечтали увидеть и запечатлеть в своей памяти торжественное награждение Этта Мора регалиями будущего высокого звания и положения в столичном обществе жрецов Аманты. Но только не самого Этта, который, втайне от всех, торжествовал.
— Увы, мой мальчик, вы разочаровали нас всех, — сокрушённо выговаривал ему мастер Дерриус, вызвав к себе в кабинет после состоявшейся экзаменации, на которой тот просто присутствовал, а не участвовал. В вашем конкоре достойными звания почётных монахов Высшего Совета были только двое — вы и ваш друг Лаэртис Рам. В итоге ваш друг получит регалии и станет почётным молодым членом сиентата, а вы не получите даже простого фиклета, свидетельствующего об окончании семинарии. Теперь я могу, с позволения Высшего Совета, выписать вам только свидетельство о незавершённом семинарском образовании без права повторного его получения или продолжения. Отныне, если хотите, вы можете быть обычным служителем храма или добраться до звания главного жреца, обучаясь персонально у какого-нибудь благодетеля вроде брата Ассируса, если тот ещё согласится переучивать колдуна.
— Я уже говорил, — спокойно ответил Этт, дождавшись конца этой тирады, — что не намерен становиться монахом и тем более входить в состав сиентата. А если бы я получил фиклет, имел бы я право заниматься тем, чего желает моя душа, и быть с той, что дорога мне, как сама моя жизнь, и даже более?
— Если бы вы получили фиклет, как большая часть наших выпускников, вы могли бы стать учёным жрецом, духовным целителем, наставником, правой рукой судьи или главой храма. Кафилет — это сан, который вы не можете потерять, отдать или продать, потому что он был бы записан в архиве Высшего Совета, и за нарушение предписаний жречества, таких как связь с женщиной или магия, — на последнем слове жрец немного повысил голос, — вы были бы лишены жалованья от Совета и отправлены в какие-нибудь места вроде Гинвандии, просвещать местных язычников. А если бы и там вы продолжили заниматься магией или стали бы спариваться с местными женщинами, или увезли бы туда свою королеву сердца и женились на ней, вам грозило бы заключение в тюрьму или ссылка на остров Геспирон, где много таких как вы.
— Я осведомлён обо всём этом, господин Дерриус, — ответил Этт Мор. — И именно поэтому я не только перестал быть отличником, но и, как видите, стал заваливать экзаменации. И не потому, что я не перестал соображать, как считают все, кроме Лаэртиса, а потому что решил изменить свой жизненный путь, но вы мне этого не позволяли. Вы отказали мне в отчислении, когда я честно признался в колдовстве, земной страсти к женщине и нарушениях устава, и продолжали упорно делать из меня учёного жреца. Тогда я пошёл на хитрость — и вот, как видите… и всё это время я ходил и продолжаю ходить в Тетрагон Целителей, обучаясь у мастера медицины Архедуса Триарта.
Пока он это говорил, в кабинете мастера Дерриуса появились ещё двое младших директоров. Поэтому, когда он закончил, перед ним стояли все трое, недоумённо вперив взгляды в злосчастного выпускника. Мастер Дерриус внезапно начал нервничать, мгновенно теряя всю свою важность и от этого напряжения у него затряслась нижняя челюсть.
— Вы видите… мастер Гриерус и мастер Энто… что говорит нам этот молодой эйдо? Вы слышали, что он сейчас говорил?
— Видим, — довольно бесстрастно отозвался мастер Гриерус.
— И слышим, — таким же тоном вторил ему мастер Энто.
— А-а… а хоть понимаете?… — после чего он снова повернулся к стоявшему около входной двери Этту Мору. — А вы, молодой человек, понимаете, что творите? Вы… вы…
Он долго и напряжённо думал, как лучше было бы теперь назвать одного из своих бывших лучших учеников — подлецом, болотным гадом, тупым зельдюком или отродьем Тьмы, но слова эти застревали у него в мозгу, а язык словно прирос к нёбу. Он перестал что-либо видеть вокруг, кроме пронзительного, жгучего, проникающего в самое нутро души взгляда молодого мага, целителя и кого угодно, но только не жреца Владыки Мира и Его Божественной Семьи, и это было видно в самом этом «демоническом» взгляде. Его охватило ощущение некоего парения над землёй, как будто все его огорчения остались позади, а впереди ждало только некое знамение, чтобы сказать «Отпускаю тебя с миром, будь счастлив и благословлён Богами, брат Этт!» Но что-то в душе мастера Дерриуса упорно продолжало бороться против такого решения. Когда же взгляд Этта отпустил его и он вернулся к привычной действительности, то не смог сказать больше ни слова.
— Это самый удивительный из всех студентов, которых я когда-либо видел, — скрипучим голосом произнёс мастер Энто. — Думаю, он далеко пойдёт, даже если навсегда покинет жречество.