Она умилённо погладила руку своего мужа, которой тот затем обвил её талию. Аула могла бесконечно умиляться и восторгаться, глядя на эту красивую пару, однако ей стоило подумать ещё и о себе — сможет ли она полюбить пришельца из далёкого мира?
«Может и сможешь, — мелькнуло вновь в глубинах её существа, — Но при этом не сможешь исполнить то, зачем сюда пришла, в то время как миру грозит страшная опасность. Сделай выбор сердцем, а не умом, тогда не только восстановишь гармонию в мире, но и обретёшь счастье для себя и того, кто тебе дорог».
И снова этот внутренний голос прозвучал в ней. Это не было сном или видением. Это было так, как будто говорила она сама, но какой-то иной частью себя, которая отнюдь никоим образом не касалось её умственных рассуждений и выводов.
— Опять… — заметила Эйа. — Мне так кажется, что ты словно вспыхиваешь, когда думаешь… мне кажется, что скоро ты встретишь того, о ком мечтаешь, но не веришь, что это возможно. Так говорит твоё сердце, и ваша встреча окажется очень важна… не только для вас обоих.
Дальше она не стала договаривать. Но Ауле и без того было ясно, что бывшая нянька читала её мысли. Причём это делала не только она, но и все остальные члены этого крылатого семейства, что находились здесь.
Всё же, несмотря на этот столь неожиданный разговор, Аула решила сделать так, как считала нужным: собрав воедино остатки здравого смысла или того, что она им считала, выбросить навсегда из своей головы мысли о том, что она считала невозможным в этой окружающей её действительности. И, кроме того, вырвать или выжечь из своего сердца всё, что относилось к её прошлому и странным сновидениям, так похожими на явь, в которых к ней приходил призрак её прошлого — неугомонный, неистовый и неотразимый волшебник по имени Этт Мор. И, как с удовольствием отмечала она для себя, с каждым разом это удавалось ей всё лучше, и тогда она заполняла себя мыслями о предстоящем выпускном дне и о скорой встрече со своим избранником, который то и дело посылал ей длинные письма, короткие весточки через пробудившихся вместе с весенним теплом маленьких чакаутов и, разумеется, подарки, которые приобретал на арохенских ярмарках.
— Я вижу, теперь ты счастлива, — радовалась Гелла, в очередной раз наблюдая, как Аула достаёт из цветной упаковки очередную сладость или безделушку. — Признаюсь честно, мой жених не такой богатый, чтобы каждый раз присылать мне такие штучки, поэтому мне доставляет больше радости видеть его самого.
— Знаешь… — Аула оторвалась от распаковывания подарков и посмотрела на подругу. — Мне тоже больше хочется увидеть самого Вероиса, но пока его нет, приходится довольствоваться тем, что может мне о нём напоминать.
Гелла критически оглядела полки со стороны спального места Аулы, сплошь заставленные и заваленные подарками и посланиями от капитана Вероиса. Здесь было несколько причудливой формы полудрагоценных камешков в оправе, дисковые настенные часы с поющими сигналами, которые могли показывать точное время даже тогда, когда все остальные начинали отображать его неправильно*, светящиеся статуэтки и настенные звёздочки, меняющая цвет бижутерия, пара дорогих книг и прочее, и прочее… Казалось, капитан с далёкой звезды, если это ещё действительно было так, всё время страдал от избытка денег, отчего так старательно их тратил, либо вознамерился купить признательность и любовь своей избранницы за все эти эффектные безделицы. А та, вероятнее всего, даже об этом не задумывалась, поскольку была уже давно куплена. Однако, как отметила про себя Гелла, она могла и ошибаться в своих оценках, быть может, капитан Вероис действительно так сильно был влюблён, что всё время проявлял такую щедрость, пока она по нему скучала.
Последнюю весть перед последним днём пребывания в пансионе Ауле принёс необычно большой рой чакаутов. Маленькие юркие насекомые, влетевшие в распахнутое рано утром окно, окружили девушку и стали вертеться вокруг, не касаясь её и описывая вокруг неё причудливые спирали. И тогда она «прочитала» то, что передавали ей эти маленькие воздушные посланники: капитан Вероис Сенам обещал прибыть в Оттари в самый разгар праздника, но есть вероятность того, что его могут задержать неотложные дела. И, что бы ни случилось в этот день, от Аулы требовалось сохранять спокойствие, не противиться и прислушаться к своему внутреннему голосу — выпускной день обещал принести ей радостные перемены, которые навсегда изменят её жизнь и принесут истинное счастье.
Чакауты покружились несколько мгновений и затем так же быстро вылетели в окно. Аула замерла на месте.
— Что всё это значит? — спрашивала она саму себя, поскольку в спальне больше никого не было. — Разве могут у капитана Вероиса быть неотложные дела, которые могут застать его врасплох? Тут что-то не так.
Но тут же успокоила себя: а почему бы и нет? У любого в этом мире могут возникнуть подобные дела и заботы, и в этом случае Вероис поступил правильно, сообщив ей об этом. Однако какие перемены могли произойти в том случае, если капитан действительно не явится в её выпускной день?
Впрочем, решила она, тогда перемены тоже будут вполне предсказуемы: после этого дня она больше не вернётся в пансион, если только не решит пойти дальше и стать одной из преподавательниц. Но это будет, если она откажет Вероису в его предложении, а если нет, тогда дождётся его позже и станет его женой. Иных вариантов ей пока не предвиделось: приложив все старания, она наглухо закрыла вход в её сознания всяких разных предчувствий, видений и прозрений из реальности, которая не была совместима с тем, чем она жила здесь, в видимом и осязаемом явном мире. Самой нелепой ей казалась мысль о том, что, в самом худшем случае, в день выпуска она рискует быть похищенной кем-нибудь вроде принца Морана, который охотился за ней, чтобы доставить в замок своей матери — самой Королевы Тьмы. Этот страх порой терзал её изнутри, как и то, что в этом случае спасение не придёт или придёт слишком поздно. Но он был нелепым, так как происходил, опять же, из её давних снов и видений, в которых этот принц был таким же призрачным персонажем, как и Этт Мор, который в действительности наверняка давным-давно позабыл о ней и посвятил свою жизнь тому, что считал для себя единственно достойным — либо жреческому служению, либо искусству магического целительства, которое требовало не меньшей погружённости и отрешённости от всего мирского.
С этими мыслями она продолжала жить вплоть до того самого дня, который должен был навсегда изменить её судьбу. Наконец, он наступил. Это была середина весенне-летнего межсезонья, поры самых ярких цветов, самой зелёной травы и самого звучного пения пёстрых птиц, прилетающих из дальних южных стран, где им в эту пору становится слишком жарко и их место занимают летучие рептилии и гигантские насекомые. Деревья в эту пору были покрыты шапками нежных цветов, испускавших дивные ароматы. В общем, переход от весны к лету здесь был лучшей порой не только для того, чтобы получить свидетельство зрелости, но также и для любви, и для многих других приятных событий. Поэтому в этот день мысль о возможном похищении её коварным геспиронцем казалась ей особенно нелепой, и она усмехнулась, посмев в очередной раз об этом подумать.
В этот день она надела самое красивое, на взгляд всех окружающих, платье из жемчужно-палевого атласа с двойной юбкой в форме направленных вниз лепестков гиантиса и широким серебристым поясом, которое закончила мастерить буквально вчера под специальным руководством нескольких мастериц. На её взгляд, верх этого платья был слишком открытым, что приковывало многочисленные взгляды к оголённым плечам и рукам, однако, по настоянию мастериц, это было замечательно, поскольку плечи, руки и верхняя часть груди у Аулы были, по их мнению, просто идеальны. И, несомненно, в этом наряде она просто обязана была стать победительницей в соревновании выпускниц и совершенно очаровать того, кто явится к ней этим памятным днём. Аула усмехнулась, подумав, что скажет капитан Вероис, увидев на ней ещё и подаренное им ожерелье, которое при соприкосновении с платьем стало жемчужно-белым, и серебристые браслеты под цвет пояса, которые красовались на её предплечьях и выше локтей.