Во всём боль — разочарованием грозит опыт.
На тысячах дорог заблудился ручеёк детства —
о нём напоминает жажда.
И какие бы источники ни насыщали —
нет воды слаще.
Во всём боль — обретая, торопим утрату.
Мечтая о будущем ребёнке —
невольно вспоминаю ушедших близких.
И нет мне утешения —
только при мысли о ребёнке высыхают слёзы.
Нянчу его в сердце своём,
как самую сокровенную надежду.
3.
Здравствуй, провинция детства,
вольные пустыри,
где босоногие дети,
голенастые одуванчики,—
вчера, сегодня, всегда! —
так и норовят
увязаться за ветром.
Здравствуй, ржавая речка,
кисельные берега, —
ты течёшь
из самого сердца земли,
где немногословные отцы и деды
вырубают чёрный огонь,
чтобы согреть и дальних, и ближних.
Оттого
здесь зимы холодные,
лица синие от пыли,
а речка красная и едкая —
так въедается,
что никаким душистым мылом
не отмыть, не залечить любви
к рабочему городу,
к молчаливым людям его,
добывающим
чёрное золото,
чёрный хлеб —
горючий уголь.
Здравствуй, провинция детства!
Нас унесло первым ветром,
а возвращаемся долго —
через
каждодневный труд,
города и годы,
встречи и потери,
через потаённые лабиринты судьбы,—
мы возвращаемся к тебе.
Здравствуй…
* * *
И всё мне помнится, как ото всех тайком
по аспидной доске крошащимся мелком,
не одолев внезапного волненья,
я первое пишу стихотворенье.
О, как дрожит божественно рука!
А в синеве окна нездешняя звезда
всё медлит и влечёт неведомо куда —
мерцающий мелок в руке незримой Бога,
моя душа у горнего порога,
что смотрит на меня издалека.