- Ой, простите, - потупив глаза, улыбнулась Таня. – Я порой говорю, не подумав.
Раздражение тут же ушло, когда на неё щеках появился румянец, и Алекс сменил гнев на милость.
- Всё нормально. Просто думаю, вы не знали таких подробностей.
Она закусила нижнюю губу, обдумывая его слова, а потом кивнула. Алексу стало не по себе от этих её действий, и он слишком резко отошёл от неё на шаг, прекращая контакт, чем вызвал недоумение у Татьяны.
- Точно всё в порядке?
- Да.
Повисла неловкая тишина между ними, но ситуацию спас один из малышей, заплакав.
- Ой, извините, - произнесла девушка и скрылась в детской комнате, а Алекс поспешил убраться отсюда от греха подальше. Потому что то, что с ним сейчас произошло, было не нормально. Он предан и верен Ире. Ни одна женщина больше никогда не вызовет в нём трепетных чувств. Он не сможет, как отец взять себе вторую жену, он будет верен только Ире, и жить памятью о ней.
Только когда Алекс влетел в свою комнату и со стуком закрыл дверь, только тогда он понял, что не просто уходил от Татьяны, а бежал, бежал от соблазна. Чуть ли не завыв, он присел на край кровати и схватился за голову. Так нельзя. Это не правильно. Но низменные потребности брали вверх. Сколько он без женщины? Да с самой смерти Иры. Он просто не мог позволить себе прикоснуться к другим. Порой он просыпался посреди ночи от слишком реальных, слишком эротических снов, тех снов-воспоминаний, где Ира была ещё с ним, и тогда он шёл в ванную и помогал себе получить разрядку. Но всё же это было не то. По идеи он давно должен был заработать себе мозоль.
Горько усмехнувшись, Алекс поднялся на ноги и стал стягивать с себя одежду. Ему необходимо было привести мысли в порядок, а лучше холодного душа в его случае ничего другого не было. Поэтому скинув с себя одежду, он отправился ванную комнату, где встал под душ и включил холодную воду. Тут же возникло желание закрыть воду, потому что она была не просто холодной, а обжигающе холодной. Так можно было и простуду подхватить, но Алекс стойко держался, прогоняя из своих мыслей образ няни.
Да, она была чем-то похожа на Иру, но она не была ей, и никогда не будет. Ира одна. Второй такой не будет. И всё же...
Выругавшись, он ударил кулаком по плитке, разбивая и плитку, и кулак в кровь. Потому что сама мысль была противна о том, чтобы взять в свою постель другую женщину. Никогда. Ни за что. Он лучше подохнет, чем сделает это. Но всё же зелёные глаза няни преследовали его. Он лишь ловил себя на мысли, что у Иры они более насыщенного оттенка. Или же нет?
Застонав как от боли, он реально испугался того, что стал забывать черты любимой женщины. Что если к концу своих дней он забудет её всю? От этого было страшно, и от этого сердце болело сильней. Он слишком соскучился по своей Ире, он слишком нуждался в ней, но всё же не мог покинуть мир живых и присоединиться к ней.
***
На улице кружил снег, и было очень холодно. Хорошо, что в доме была печка, иначе Герман бы замёрз. Я практически не ощущала холода, лишь слегка, а вот Артём с моим сыном наоборот. Как только в доме перестали работать батареи (честно не знаю, что случилось, то ли дом слишком старый, то ли где-то была поломка), мы сразу же почувствовали на своей шкуре все прелести зимы.
Кроватку Германа я переставила ближе к печке, которая круглые сутки теперь была раскалена, но мой малыш продолжал плакать, а у меня сердце кровью обливалось. Артём пытался что-то сделать с отоплением, правда, но у него это плохо получалось.
За эти несколько дней моя неприязнь к нему выросла, особенно учитывая то, что он успел мне наговорить. И как бы он не пытался меня задобрить и разговорить, я продолжала его игнорировать, причиняя этим боль. Конечно, я поступала с ним жестоко, но и он сделал мне больно, соврав о моём прошлом. И я не готова была его простить, как бы он ни старался.
- Так лучше? – поинтересовался Артём, капашась у батареи. Я не видела, что он там крутил, вертел, но эффекта было никакого от его стараний. – Ира? – позвал он, когда я не ответила.
Я складывала постельное бельё, специально игнорируя его.