Генриху абсолютно не доставляло удовольствия порочить её в глазах людей, но королева не должна блистать ярче короля, иначе ей может вздуматься поднять бунт. Генрих прекрасно осознавал, насколько Микая ненавидит Арчивальда. Кто знает, что будет, если эта женщина получит власть над сердцами народа.
Сейчас её в этом народе ненавидят, избегают и боятся, несмотря на некоторые её старания быть благодетельной.
И всё же сейчас эта дурная репутация мешала. Если бы королеву любили, то ненавидели бы мятежников, которые похитили её. Если королеву ненавидят, то мятежники могут стать для народа избавителями. Этого Генрих никак не мог допустить.
Если бы только Арчи блистал теми добродетелями, каких ждут от Благословенной крови, то королева была бы бессильна. К несчастью, чтобы держать политический баланс, Генриху приходилось уравнивать их дела в глазах подданных.
Арчивальд ненавидел свою супругу. Сейчас этот несносный мальчишка напивается и празднует в своих покоях её отсутствие. Надеется, что Микая никогда не вернётся. Дуралей! Ещё бы праздник объявил.
Это было бы неважно, если бы он её хоть иногда навещал по ночам. Но король совсем не имеет желания прикасаться к королеве.
Неважно, будет ли её ребёнок от короля. Главное, чтобы Арчивальд не смог возразить и объявить его чужим — мало чего взбредёт в голову этому мальчишке. Ему нужно только и всего — провести с ней ночь, и тогда Генрих бы не выпустил эту девчонку из своих покоев, пока она не сумеет зачать.
Если бы канцлер знал, что за три года Арчивальд больше не подойдёт к её спальне, то забыл бы про свою учтивость и всё сделал бы ещё после их брачной ночи.
Королевству нужен младенец с Благословенной кровью. И неважно, как это будет сделано.
Генрих встал из-за стола и прошёл к комоду. В глубине ящика лежал маленький портрет в овальной деревянной раме. Генрих редко его доставал, но всё же хранил все эти годы. На портрете была изображена девушка с глазами-ониксами, смешными завитками волос на висках и миловидной улыбкой. В красивом платье из голубого шёлка.
Микая Валдис. Такой она была в семнадцать лет.
И если сейчас она умерла, то все планы канцлера пойдут прахом. Генрих снова посмотрел на бумагу и поставил на ней печать с подписью.
***
Талия с опаской поднималась по скрипучей лестнице. Легче было, когда королева спала. А теперь как вести себя с ней? Витарр сказал, что она вынужденная гостья. И что это подразумевало?
Ивор несколько раз разговаривал с Микаей и, похоже, вовсе не стеснялся королевского присутствия. Вёл себя так свободно, словно давно водил дружбу с этой леди.
Талия слегка надула губы. Ей-то хотелось, чтобы Ивор сказал, что она симпатичней королевы. Ничего-то он не видит. Если бы только Талия смогла сделать что-то важное для их дела, то Ивор наверняка бы заметил её.
Однако сейчас нужно было лишь поговорить, извиниться за платье и всё такое. Талия никогда не разговаривала с дворянками, но ей всегда нравилось, как красиво они выглядят, как утончённо себя ведут. Талия не удержалась и одолжила посмотреть платье королевы, пока та спала. Она прикладывала его к себе и кружилась по комнате, воображая себя на балу. Оно казалось Талии невероятно красивым, особенно белое кружево на рукавах.
Теперь платье нужно было вернуть.
«Слишком протянула с этим».
Талия постучала в дверь, и ей приказали войти. Королева сидела на кровати с одеялом на плечах и смотрела в заколоченное окно, в котором, конечно, ничего не могла увидеть. Талия сразу подумала, как бы она хотела такую же осанку.
— Я почистила ваше платье, — извиняющимся голосом сказала она. — Простите, что без спроса.
Королева выгнула бровь.
— Очень любезно с твоей стороны. А ведь ты даже не моя служанка, — сказала Микая и снова отвернулась к окну.
— У вас очень красивое платье. И почему люди говорят, что вы уродливо одеваетесь? — сказала Талия и тут же осеклась. Что она только сказала королеве целой страны?..
Микая глянула на неё и краем губ улыбнулась.
— Нравится платье?
— Да, оно роскошное.
— Не роскошное. По меркам светских дам оно почти нищее. Потому они и распускают слухи, будто у меня нет вкуса.
— А какие платья у светских дам?
— Роскошные, — пожала плечами Микая. — С золотой парчой, тяжёлым бархатом всех оттенков, жемчугами и драгоценными камнями.
Голос Микаи был равнодушным, но у Талии при этих словах загорелись глаза. Она так и представила всё это великолепие, но её фантазии разбились о смех королевы:
— Забудь, тебе такое не пойдёт. Но не переживай об этом. Некоторые дамы и впрямь утончённые и изящные, но иные наряжаются в роскошные наряды как куры перед петухами. — Талия в ответ прыснула в ладонь. — Тебе бы пошло как раз такое платье, как у меня. Я бы подарила, но других у меня здесь нет.
— Что вы, я не напрашивалась, — поспешила заверить Талия. — А… ну…
— Спрашивай. Я же не кусаюсь.
— Почему вы наряжаетесь в простые платья, а не в парчу и бархат?
Королева поманила Талию пальцем и наклонилась вперед, чтобы сказать это на ухо как величайшую тайну.
— Чтобы отпугнуть петуха.
Талия с удивлением отшатнулась, а королева рассмеялась. Так звонко и заливисто. Разговор с простодушной Талией её явно забавлял. Простой разговор без интриг и притворства.
— П-петуха?
— Короля.
— Ох.
— Видишь ли, мы с Арчивальдом друг друга ненавидим. Он распускает руки и унижает меня, а я могу только заботиться о том, чтобы это хотя бы все видели. Арчивальду нравится быть любимым, нравятся лесть и красивые вещи. И он никогда не прикоснётся к тому, к чему испытывает отвращение. Потому я ношу только тёмные закрытые платья, иногда и вовсе нелепые, густо мажусь белилами и убираю волосы так, чтобы прибавить себе лет и выглядеть уродливей. Так король не пожелает делить со мной общество. По крайней мере, я на это надеюсь. Конечно, неприятно быть посмешищем для всей столицы, но что поделать. Эти нелепые наряды — мои доспехи.
— Но разве король уже не прикасался к вам, когда вы… ну…
— Поженились? Талия, хочешь, я раскрою тебе величайший секрет королевства?
— Хочу, — как-то очень быстро согласилась Талия.
— В первую брачную ночь Арчивальд изрядно напился. Он даже не заметил, как я добавила в его вино сон-травы. Мне оставалось только раздеться и подделать следы на утро. Он ничего не вспомнил.
— Ох!
— Не болтай об этом никому, хорошо?
— Л-ладно. Только если специально врать не придётся. Особенно Ивору.
— Ах, Ивор. Он тебе нравится?
Талия покраснела как помидор. Микая всё поняла и без слов.
— И ты хочешь понравиться ему красивыми платьями?
Талия не успела ответить, как в приоткрытую дверь влетела ласточка — та самая, которую Ивор принёс раненой из сгоревшего квартала. Талия вы́ходила её, и с тех пор птица иногда возвращается и залетает в открытые окна.
Королева удивлённо смотрела, как птица облетела круг по комнате, села на спинку стула и издала короткий клёкот.
— Ой, это моя. Она порой прилетает. Наверное, есть хочет.
Талия хотела забрать пернатую гостью, но королева жестом остановила. Микая завороженно смотрела на птицу и чуть улыбалась. Талия подумала, что королева сама похожа на ласточку. Такая же тонкая и чёрно-белая.
Глядя на неё сейчас, Талия решила, что все слухи о королеве — глупые небылицы. Если бы только люди увидели её настоящую. Может, Ивор тоже увидел и поэтому не дал другим её убить? Как эту ласточку?
Ивор… «Ты хочешь понравиться ему красивыми платьями?» — спросила её Микая. Нет. Талия хотела для него…
— Я… я хочу сделать что-нибудь для всех. Что-нибудь важное, — вдруг решительно заявила Талия и присела перед Микаей в неуклюжем реверансе. — Поэтому, королева! Ваше Величество. Если вы и вправду нам не враг и вернётесь во дворец, пожалуйста, возьмите меня в услужение!