— Что угодно.
— Тебя бы убили. Нашли бы кого-нибудь другого. Что бы это изменило? Ты не виноват в пожаре, и ты не смог бы его остановить. — Ивор поднялся и принялся ходить по комнате. — Во имя света! Хорошо, что они не знали твоего настоящего имени. Но как же так… я не понял.
— Чего?
— Зачем им был нужен ты? Разве не проще было выставить пожар случайностью, чем обвинять кого-то?
— Ивор… им не нужна была случайность. Им нужен был виновник. Королевскую семью уже к тому времени убили, и на кого-то это нужно было свалить.
— Ох, теперь понимаю. И Микая сказала, что во всём обвинили её жениха. Как его там?
— Кристиан Ваэль.
— Точно. Она говорила, что семья Ваэлей — рыцари в трёх или скольки там поколениях и добивались потомственного дворянства. Вот-вот уже должны были получить. Король на приёме отпустил по этому поводу шутку, и из-за этого Ваэль устроил резню и пепелище? Там что, совсем идиоты?
— Напротив. Там сидят очень умные люди, и они всё просчитали. Устроили переворот, устранили претендентов, выставили козла отпущения. И заняли трон.
— Микая невиновна. Её просто выдали замуж за короля из-за крови, — продолжал рассуждать Ивор, меряя шаги по комнате. — Виновен ли сам король? Может, это его дядя всё устроил, а потом посадил племянника на трон и выпросил у него место канцлера?
— Не знаю насчёт причастности короля, но канцлер виновен наверняка. Теперь я уверен, — Витарр сжал руки в кулаки.
— Из-за… того рыжего парня?
— «Рыжий парень» и есть тот, кто меня нанял на развозку. Были ещё грузчики, потом люди в капюшонах. Я не запомнил всех — не думал, что важно — какие-то лица забылись со временем, но его я помню. Ивор, у меня хорошая память. Это он меня нанял.
— И если он обнаружился спокойно выходящим из поместья канцлера, то…
— То канцлер стоит за Ночью Пепла.
— И Днём Крови, скорее всего, — почесал голову Ивор.
Сейчас он старался мыслить трезво, держать чувства на отдалении. Ивор оплакал Ирику, Ивор отомстит за неё, но сейчас нужно поддержать друга, а не метать молнии в жажде мести. Как ни странно, у Ивора получилось остаться спокойным после новостей.
Витарр же напротив суетился, что-то обдумывал, соображал.
— Три года, — бормотал он, — три года я всматривался в лица на улицах, пытался узнать тех людей. И никого не увидел, потому что они были здесь.
— Они уже замяли всё, но канцлер на всякий случай спрятал всех причастных подальше от столицы, — кивнул Ивор.
— Но не учли, что остался свидетель. Я.
— Жаль, что тебе не поверит весь Адамант, но мы можем рассказать обо всём королеве. Вдруг она что-нибудь придумает?
— Она сама беспомощна.
— А вдруг? И насчёт поместья…
— Ивор… подождём несколько дней. Если этот наниматель появится, я вытрясу из него всё. Если нет… то спасаем девочку, и — ладони снова сжались в кулаки, в глазах стреляли молнии, — я хочу, чтобы это поместье сгорело дотла.
***
Нож мягко вошёл в головку сыра и отрезал ломоть. Ещё несколько движений, и по тарелке рассыпались ровные кусочки. Генрих насаживал их на вилку и прикусывал к ароматному вину.
Вот как выглядят мир и покой.
С отъездом короля во дворце стало намного тише. Исчезла суета, которую Арчивальд всегда вокруг себя создавал. Вокруг Генриха не было хаоса. Все слуги отлично знали его распорядок и предпочтения, приказы и поручения исполнялись неукоснительно. Всё было идеально выверено и предсказуемо, как маятник.
Может, идея короля самому поехать на войну не так уж плоха? Генрих возражал, но Арчивальд упрямый, как баран.
«Ни один король не прославился, сидя в замке и заседая на собраниях. Зато сколько королей обессмертили себя в битве», — упорствовал он.
«И погубили», — заметил Генрих.
«Дядя, там куда интересней, чем здесь! Я еду!»
Генриху оставалось смириться и положиться на генерала Брейгона. Он своё дело знает и не даст мальчишке бросаться на мечи. Да и сам Арчивальд не склонен к показному геройству. Он из тех, кто подстроит действо и будет хихикать над ним из-за угла. Если замысел удастся, объявит себя героем. Если провалится, то обвинит других. Такой Арчивальд человек.
Однако кое-что беспокоило канцлера: зачем король взял с собой жену? Арчивальд бы скорее воспринял это как отдых от ненавистной супруги. Может, Генрих всё-таки его убедил?
«Ты же сам хотел, чтобы я больше времени проводил с королевой», — заявил ему перед отъездом племянник и закатил глаза. Пусть так. Даже любопытно, к чему это приведёт.
Но сама война… Генрих утром получил донесение, что на стороне Норсленда видели Седрика Гардена — ещё одно эхо идиотских действий короля. Если бы ему тогда не вздумалось поиграть в палача с Ларгелем и Сильвестром, Адамант бы не пожинал теперь кровавые плоды.
К счастью, с грабителями на востоке королевства уже почти покончено. Если Седрик думал, что Генрих разделит армию и ослабит столицу и границы, то он дурак. Вместо этого канцлер послал против наёмников других наёмников. Это стоило королевской казне внушительных трат, но результат того стоил. Один из схваченных главарей признался, что их наняли сеять хаос на востоке. Имени он не назвал, упомянул лишь о посреднике, но донесения с северных границ ясно дали понять, кто дёргал за ниточки.
Королевство понесло убытки. Быть может, понесёт ещё. После войны придётся восстанавливать армию, экономику, разбираться с Норслендом… и всё это из-за нелепой выходки одного человека.
Вино качнулось в кубке от одной каймы к другой. С губ сорвался вздох.
«Глупый Арчи… никогда не думал о последствиях».
В день двадцатилетия своего старшего брата Осуина Арчивальд явился на празднество пьяным и с таким видом, словно только что развлекался на сеновале с девками. И это в четырнадцать лет!
Всё высшее общество за столом смотрело на него, как на таракана посреди белоснежной скатерти. Генрих тоже там был. Наверняка его пригласили, чтобы сдерживать Арчи, но младший из Холденов так и не явился на праздник вовремя, а когда пришёл…
Невеста Осуина с роднёй смотрели на это «явление» во все глаза. Северин Холден как глава семьи готов был сгореть со стыда. Он велел бесстыжему сыну убираться, но Арчи пожал плечами, схватил со стола бутылку с дорогим вином и отпил из горла. Только после этого удалился, выкрикивая что-то несуразное.
Лицо Холдена-старшего сделалось пунцовым, и Арчи явно не ждало ничего хорошего после торжества. Генрих не пошёл за ним, только тихо вздохнул. Привлекать внимание ещё и к себе значило поставить себя в один ряд с выходкой Арчивальда. Но весь оставшийся вечер вино казалось кислым, а еда безвкусной. Мягкий стул будто набит иголками.
Северин вышел из-за стола раньше и явно направился наверх к комнате младшего сына. Распоряжаться за столом продолжил Осуин и усиленно делал вид, что ничего не произошло.
Генрих предчувствовал недоброе. Он старательно вслушивался в звуки наверху, но слышал только стук вилок и ножей о тарелки и тосты за здоровье и счастье именинника. Казалось, прошла вечность. Северин Холден вернулся к столу, пряча руки в кружевных манжетах.
Когда этикет позволил уйти, Генрих со всеми любезностями распрощался с хозяевами вечера и отправился искать нерадивого племянника. Вот только его нигде не было. Ни в комнате, ни на кухне, ни у служанок, которых тот любил лапать. Слуга у входной двери сказал, что Арчивальд не покидал поместья. Тогда где же он?
Генрих обошёл снаружи южную стену и вышел в сад. Свечи из окон бросали золотой свет в темноту и очерчивали листья персиковых деревьев. Если пройти по вымощенной камнем тропинке, то Генрих выйдет к калитке, за которой его ждёт карета, чтобы доставить домой. Но он не мог уйти, не увидев племянника.
В дальней стороне сада Генрих наконец-то нашёл его. Сначала услышал всхлипы. Затем невнятное бормотание. Из-за куста показался огонёк свечи.
— Арчи, что ты делаешь? — спросил Генрих, но племянник его не услышал.