Ивор и сам однажды заговорил об этом. Сказал, что научит сыновей или дочек так же ловко лазать по деревьям, как он. Покрасневшая Ирика ткнула его в бок локтем, но её губы улыбались.
Сейчас дом Уэзерби превратился в торчащие из земли балки и чёрные покосившиеся опоры. Обломки, в которых не узнать прежние предметы.
Но тогда сухая дверь ещё не обвалилась, и Ивор видел… видел, что она была заперта снаружи. Под дверь подложили клин. Ивор тогда отбросил помеху и распахнул створки. Душный дым дохнул на него, заставил снова закашлять, а глаза прослезиться. Чадил как потухший факел. Но никто не выбежал навстречу. Ивор даже не смог войти — на первом же шаге споткнулся и обжёгся рукой о горячие доски.
Он звал её. Звал Ирику. Но в доме была тишина. Сад! Вдруг она убежала в сад?
Слепая надежда в тот день искрой пронеслась в сознании. Ивор сам не помнил, как пробрался во внутреннюю часть поместья, но последняя решётка остановила его прямо у сада. Он снова звал Ирику. Смотря на древесные скелеты и сгоревшие цветы, которые она так любила, он звал её до хрипа.
Но сад был пуст и мёртв. Мертва была Ирика.
Сейчас Ивор мог пройти дом насквозь через остывшие обломки и попасть в сад. От убранства там остались только каменные тропинки. Лишь они.
Ирика ходила по ним. Таскала с колодца вёдра для поливки. Пачкала руки в земле, полола клумбы. Танцевала под музыку из верхнего окна. Там юных леди учили играть на инструментах. А Ирика танцевала среди цветов. Как фея.
«Я тоскую по тебе».
Сегодня Ивор снова заказал в храме обряд памяти. Чтобы боги не забыли её имя и отыскали среди душ. Пусть её возьмёт под крыло Богиня любви и милосердия.
А у Ивора на земле остались дела.
«Я оплачу его обряд».
Что, во имя света, это было?
Ивор не понял, кто перед ним. Никто не назвал её по имени или титулу. Да и какая разница? Память о любимой важнее. Но потом, когда Ивор задумчиво выходил из храма, его осенило: богатое платье, служанка рядом, карета и стражники в дворцовых мундирах у ворот.
Теперь он вспомнил, что видел эту женщину однажды. На казни обвинённого в пожаре рыцаря. Она сидела в кресле рядом с тем, кого накануне назвали новым королём. Это была…
Микая Валдис. Та, что заняла неостывший трон королевы Ивайн. Одна из тех, кто пировал в честь обретённой власти, пока неурожайный год чуть не уморил всё королевство голодом.
«Произошедшее тогда — трагедия для всех нас. Негоже отказывать людям в такой малости из-за монет».
Это что? Признание вины? Попытка оправдаться? Замолить грех перед богами? Такие грехи не смываются. Или же она попросту издевалась, так легко выложив в чашу целое состояние в то время, как у простого оборванца даже трёх серебряных не нашлось?
Ивор сжал кулаки. Если бы только он узнал её раньше… и что бы он сделал? У него не было оружия, чтобы нанести один удар наверняка. А без этого… вокруг стояло так много людей, его бы остановили, задержали! И стражники через миг оказались бы рядом. Ивор не покинул бы то место живым. Мог ли он что-то сделать?
Мог ли пролить Благословенную кровь в священном храме… Если душа Ирики смотрела на него с вершины Божественной горы… что бы она сказала на это?
***
— Ивор! — Талия снова встречала его на пороге, Ивор тепло улыбнулся ей. — Замёрз? Ты забыл свой плащ утром.
— Нет, не забыл. Просто… я бы его порвал и испачкал.
— А-а. Снова ходил туда, — кивнула Талия, даже не спрашивая.
Она тоже потеряла родных в Ночь Пепла. Её мать и двое братьев жили в доме, на который перекинулся огонь из знатного квартала. Талию тогда отправили помочь по хозяйству знакомой старушке. Если бы только в тот вечер не было ветрено… Талия рассказала про семью лишь однажды, выплакала всё на плече у Ивора. А после предпочитала не бередить раны и всегда встречать его с озорной ухмылкой.
— Смотри, что я тебе сделала. Та-дам!
Талия вывернула шерстяной плащ Ивора и показала вышитый белыми нитками цветок с пятью лепестками — негласный символ их подпольного сопротивления. Его носили на внутренней стороне одежды и показывали только самым доверенным соратникам. Это было доказательством того, что перед тобой товарищ. Красивый символ, который объединяет их, пока находится в тайне. Раскрытый же врагом он их погубит.
— Спасибо. Я тоже кое-что тебе принёс.
Ивор аккуратно снял с плеча котомку, запустил туда руку и вынул живую трепыхавшуюся птицу.
— Ласточка! — ахнула Талия.
— Нашёл в развалинах. У неё крыло ранено. Хочешь её выходить?
— Конечно, хочу! Спасибо, Ивор!
Талия подошла к нему и игриво чмокнула в щёку. Конечно, это ничего не значило. Но видеть улыбку Талии было приятно. Она прижала к себе птицу и направилась к лестнице, но обернулась, словно что-то вспомнила:
— Ах да. Тебя Витарр звал. Кажется, что-то важное.
Ивор спустился в подпольные комнаты со свечой. Свет горел только в дальней, где Витарр обычно изучал карты. Но что могло случиться? Витарр знал, куда отправился сегодня Ивор, и всё равно зовёт его?
Дверь оказалась открыта, поэтому стучаться не было нужды. Витарр заслышал его шаги с конца коридора и ждал. Не один. Рядом с ним стояла широкоплечая фигура в тёмном плаще, лишь капюшон был откинут, показывая зачёсанные назад чёрные с маслянистым блеском волосы. Когда гость повернулся к свету, Ивор тотчас его узнал.
Робер. Работает бондарем в паре кварталов отсюда. И один из подпольного сопротивления, что поклялся восстановить справедливость. Робер налаживал контакты, узнавал новости, присматривался к тем, кто мог бы пополнить их ряды. Он поставлял бочки и для дворца и часто отвозил их туда сам. Пытался высмотреть что-нибудь полезное. Неужели нашёл чего?
— Ивор, беда, — сказал без предисловий Витарр. — Похоже, враги узнали о нас.
— Как это? — опешил он.
Несмотря на то, что сопротивление действует неполных три года, они ни разу не давали повода для подозрений, что в городе существует такая сила. Среди народа могли ходить слухи, но не каждый слух оказывался правдой. Пока сопротивление только наращивало силы, устанавливало связи, искало союзников. Да, они спасли нескольких людей от стражи. Пару раз отобрали припасы, которые везли во дворец с Золотых полей, и раздали еду нищим. Один раз удалось напасть на телегу с копьями — лишь потому, что враги везли их тайно, но сплоховали пьяными языками. Но это никак не могли связать с организованной силой — лишь с одиночным разбоем.
— Стражники поймали одного мальчишку, который хотел к нам вступить, — пояснил Робер.
— С каких пор к нам мальчишки вступают? Ты кого нанимаешь? — нахмурился Ивор. Он был против, чтобы дети лезли под мечи, Витарр тоже не одобрял.
— Его зовут Деш. Ему четырнадцать. Побирается по углам с восьми. Зато самомнения хоть отбавляй. Он чуть не вляпался в крупные неприятности, когда решил поиграть в справедливость. Попёр на вооружённого стражника. Если б я того не отвлёк и не утащил мальчишку за угол, мало ли чего случилось бы. Я решил направить его пыл в нужное русло и предложил поработать на нас, а то Деш не угомонился бы.
— И что же?
— Не угомонился, — вздохнул Робер и прикрыл мозолистой ладонью глаза. — Не знаю точно, что произошло, но сегодня мой дом и мастерскую кверху дном перевернули. Я спрятался снаружи у стены и подслушал разговоры стражников. Они арестовали Деша, и он под пытками рассказал им обо мне и сопротивлении.
— Что он такого сделал, раз его пытать взялись? — в ужасе выдохнул Ивор.
— Не знаю! — всплеснул руками Робер. На его лице явственно читалось чувство вины.
— Что он знал о нас?
— Только то, что мы существуем. Больше ничего.
— Уже это много. Что теперь будет с мальчишкой?
— Наверняка казнят.
— Помочь можно?
— Потому я и пришёл, — начал Робер. — Завтра во дворце пир — королевская чета опять развлекается. Мне нужно, чтобы дверь в кухню была открыта. Витарр, ты же знаешь кого-то из тамошних?