— «Микая», значит… — подумал вслух воин. — Если она попросила тебя, значит, может связаться. Кто бы подумал, что тихая королева заодно с мятежниками. Найдутся те, кого очень заинтересует такой расклад.
Ивор невольно дёрнулся.
— Разве вы сами не стали с «мятежниками», когда отдали нам оружие? — прошипел он, как обозлённый кот. Если по его милости пострадает Микая… — Королева вовсе не желала смерти лорду Гардену. Ни тому, ни другому. Она сама мне об этом сказала, если хочешь знать. Вместо того, чтоб других винить, на себя посмотри. Где ты сам был, когда твой обожаемый господин умирал?
Ивор приготовился к тому, что его ударят, а может, и вовсе перережут горло, но нож вдруг опустился.
— Я по приказу лорда Седрика оберегал в Норсленде его сестру и мать, как бы мне ни хотелось быть рядом с ним. Я забираю его голову. Я сам отдам ему последний долг.
— Забирай, — проворчал Ивор, вытирая кровь с пореза. — Мне меньше хлопот. Всё равно вторую хоронить…
Так они и шли вместе к кладбищу. Воин, так и не назвавший имя, впереди, а Ивор на несколько шагов сзади, сверля ему спину. И не боится же, что Ивор захочет расквитаться и напасть со спины.
«Справедливо не боится. Тогда он нас троих раскидал».
Когда они дошли, то Ивор задержался у внешнего кладбища в поисках подходящего места. Воин со вторым мешком скрипнул калиткой и направился дальше.
— Стой, — позвал его Ивор. — Что ты потом будешь делать?
Воин повернулся в пол-оборота.
— Исполнять последний приказ лорда Седрика — защищать его семью.
— А королева? Ты же не будешь ей мстить? — осторожно спросил Ивор. — Она не виновата.
— Лорд Седрик относился к ней с уважением. Королева предупредила его об опасности. Этот долг возвращён. Я не буду ей мстить. Мы виделись в последний раз, «королевский защитник».
Последние слова были сказаны с явной насмешкой, и воин растворился в темноте кладбища. Ивор ещё долго прислушивался к звукам с той стороны калитки, но было тихо. После этого он ещё раз потёр царапину на горле и принялся искать место для могилы Михаэля.
«За королевой огромный долг за все мои мучения».
***
Много лет назад в местных лесах завёлся крупный и агрессивный вепрь. Асвальд ещё будучи принцем устроил грандиозную охоту и пообещал исполнить желание того, кто сразит крупную дичь.
Среди дворян пошли шепотки, и все обсуждали, что попросят у принца в случае победы. О слишком дерзких просьбах не было и речи, принц говорил лишь о пустяковом капризе, но эта тема была главной во всех светских беседах до самого дня охоты.
Десятки охотников всех уровней знати ворвались в лес, как стая голодных волков. Лай гончих раздавался со всех сторон, мелкая дичь пускалась наутёк, и много в тот день было подстрелено кроликов, куропаток и оленей. Но где же вепрь?
Когда охотники во главе с принцем собрались в месте встречи, то обнаружили, что не повезло никому. Раздосадованные они уже собирались уезжать, но тут из-за кустов выехал молодой дворянин непримечательного рода. Его рука была наспех перевязана, а за лошадью на верёвке тянулась туша огромного вепря.
— Кажется, я выиграл, Ваше Высочество, — сказал дворянин.
Это был Генрих Уриен.
В качестве награды он попросил партию в шахматы с принцем. Асвальд сдержал слово, и уже через три дня они в дворцовых покоях переставляли фигуры на доске, попивая сладкое вино.
Несколько ничего не значащих вежливых фраз, простые рокировки, пока слуги сновали вокруг. И лишь когда они остались наедине, Генрих сделал то, ради чего рисковал жизнью на охоте. Он рассказал принцу о своём настоящем отце и фамилии Орбург. Мимоходом, вскользь, как будто случайно. Но Асвальд тут же всё понял и… расхохотался Генриху в лицо:
— У вас потрясающие амбиции, лорд Уриен! Жаль, они не сделают простую кровь Благословенной. Кстати, мой отец интересуется, придут ли ваш отчим и сводный брат на пир. Кажется, в ваш дом уже отослали два приглашения?
На этот пир король созывал лишь знать Благословенной крови. Именно там заключались союзы, договоривались о браках, устанавливали связи. И Генриху там места не было.
— …Уверен, они придут, Ваше Высочество — глухо отозвался он.
Ту партию с принцем Генрих проиграл. Был разбит и растоптан. Каждый раз видел это в глазах принца, а затем и короля. Асвальд не забывал тот разговор… и Генрих тоже.
Молодость глупа и наивна, и Генрих с того дня поклялся себе быть умнее. Больше он не поднимал эту тему открыто. Лишь раз в сердцах воскликнул отцу: «Но ведь и я твой сын!» На что получил сухой ответ: «Ты Генрих Уриен».
Генрих стоял перед зеркалом в золочёной оправе и поправлял идеально белые кружевные манжеты. Затем провёл рукой по серебряным застёжкам и смахнул невидимую пыль с зелёного парчового камзола. На белом платке у горла пристёгнута серебряная брошь в виде змеи с изумрудным глазом.
Его настоящий герб и цвета. Если бы только родной отец признал его, то сейчас в глазах всего Адаманта Генрих был бы Благословенной крови. И уже это поменяло бы всё. К несчастью, по всем свидетельствам и документам Генриха породил мелкий род Уриен.
Нетрудно догадаться, что случилось. У лорда Орбурга уже была беременная супруга, когда его потянуло на роман с юной и красивой леди из непримечательного рода. А когда последствия стали ясны, Орбург выдал леди за своего давнего вассала Уриена, и Генрих родился под этим именем. Возможно, чувство вины или долг всё-таки заставили Эгмонда Орбурга после смерти супруги взять под крыло любовницу. А может, он и впрямь любил её больше первой жены. Вот только сына он так и не признал.
«Проклятый отец. Ты заслужил всё, что с тобой случилось», — хмурился своему отражению Генрих и резким движением застегнул брошь. Иголка впилась в палец. На белой перчатке выступила капля крови. Пришлось сменить.
«Это не конец. Даже эту преграду можно преодолеть», — размышлял Генрих, надевая новую идеально белую перчатку без единого изъяна.
Он ждал слишком долго. Пусть Арчивальд царствует в своё удовольствие. Несносный мальчишка, но всё же единственный и любимый племянник.
Арчи так похож на своего дядю: внешне лишь глазами деда, но Арчивальд, как и Генрих, никогда не был нужен своему отцу. Генрих всегда понимал одиночество Арчи, обиду, которую тот демонстрировал своими выходками — одна хуже другой. Кто виноват, что он вырос таким испорченным?
Теперь Арчи счастлив. Генрих дал ему всё, что при иных обстоятельствах мог бы забрать сам. Так пусть радуется, власть не только в короне. Генрих возьмёт своё иным путём… и для этого сейчас нужно выглядеть идеально.
Канцлер провёл рукой по ухоженным волосам и гладко выбритому подбородку. Снова взглянул на отражение в зеркале, оценивая результат. Внешне он выглядел куда моложе своих сорока семи. Молодые дамы всё ещё подмигивали ему на приёмах в надежде привлечь внимание влиятельного придворного. Глупые гусыни.
Лишь одна не смотрела на него с теплотой.
Генрих в последний раз оправил манжеты и вышел из комнаты. За дверью его ждали слуги с большим сундуком, и Генрих жестом велел следовать за собой.
Вечер за окнами почернел, и дворец уже засыпал под тихое потрескивание огоньков свечей и дрожащие тени. В коридорах встречались только стражники, которые при виде канцлера салютовали.
Но королева никогда не спала в это время. Она всегда читала или вышивала перед сном. Генрих знал все её привычки. Шпионы приносили по крупицам самые разные сведения. Канцлер всегда искал в них признаки измены, как подозревал дурной умысел в любом, кто обладал умом в этом дворце.
Но королева вела себя примерно. Каменная и неприступная, но всё же смирившаяся. Генрих уже был готов в это поверить. До похода на Золотые поля. Арчивальд сам виноват — так уронил свою репутацию, что на его фоне королева сияла как птица в рассветных лучах. Смышлёная птичка.
Король напрасно взял её с собой. Генрих, лишь чуть надавив, добился ответа: Арчивальд вовсе не собирался налаживать с ней отношения. Он взял жену в надежде, что на войне с ней что-то случится, что её убьют или похитят, и это избавит Арчи от ненавистной супруги окольным и, главное, законным путём.