— Королева Микая Валдис, вы обвиняетесь в убийстве своего мужа Его Величества Арчивальда Канвальда и в том, что пролили Благословенную кровь. Суд по главе с Советом лордов призван разобраться, виновны ли вы. Будет проведён допрос, и после этого Совет вынесет решение большинством.
«Большинством… Канцлеру даже не надо добиваться единогласия. Хватит его и двух подхалимов, чтобы погубить её». Ивор стиснул зубы и сжал ладони в кулаки с тем напряжением, какое бывает у зверя перед прыжком. Но он ничего не мог сделать. Бессилие причиняло боль и гнев.
— Леди Микая. Вы когда-нибудь желали Его Величеству Арчивальду смерти? — спросил распорядитель по заготовленному листу таким тоном, словно интересовался, что на обед.
— Каждую минуту, — прозвучал ответ.
Над площадью повисла тишина. На трибунах и даже за столом лордов чувствовалось замешательство. Распорядитель растерянно уткнулся в свой листок, а потом осторожно уточнил:
— Вы признаёте, что убили его?
Микая вскинула подбородок.
— Нет. Его убила не я. Но смерть он, безусловно, заслужил. Арчивальд не был ни хорошим человеком, ни хорошим королём. Жестокий, испорченный мальчишка, который ради удовольствия избивал людей, пытал их, казнил. За его прихоти погибли многие. Больше, чем вы знаете, — сказала Микая народу. — Мне за возражения доставались лишь побои, меня запирали в темнице, угрожали насилием. За то, что я призывала следовать законам. За то, что пыталась защитить невиновных. Не вам осуждать меня за то, что я желала Арчивальду смерти.
— Вы дали клятву верности мужу. Не только на ложе, но и в служении, и в помыслах, — заметил «лорд-богач» со своего места, вертя между пальцев перо.
— Церемония брака проходит в тишине. Она не требует клятв, — ответила Микая.
— Она проходит перед богами. Вы встали под алтарь, а значит связаны обетом.
— А как же другой обет? Обет Благословенной крови и короны. Жить добродетельно, заботиться о подданных, защищать невинных. Что если мужу-королю плевать на невинных? Что если он казнит их по собственной прихоти? Радуется крови? Убивает ради власти? Какой обет я была должна соблюдать? Я выбрала обет Благословенной крови.
«Молодец. Благословенная кровь много значит для народа. Он пойдёт за ней… пойдёт же?»
— Вы были жестоки со слугами? — спросил «лорд-богач», сложив ногу на ногу.
«Играет на слухах. Хочет очернить её перед всеми. Гад».
— Я прогнала от себя предателей, которых подсылали шпионить за мной. В обиде легко распустить громкие слухи, и всё же их распускают живые. Будь я жестока, некому было бы болтать.
— И вы считаете, что соблюдали все добродетели Благословенной крови, и богам не в чем вас упрекнуть?
«Это что, ловушка? Идеальных людей ведь не существует»
— Если я в чём-то повинна, то прошу прощения и у богов, и у людей. Если же они довольны мной, то пусть их благословение меня не покинет. Однако вы ушли от темы, лорды. Я ответила на ваш вопрос: короля убила не я. Это сделал канцлер Генрих Уриен.
В толпе снова раздались шепотки удивления. Дамы на трибунах прикрывали лица веерами и шептались. Мужчины склонялись ухом друг к другу, тихо переговаривались. Стражники начали переглядываться друг с другом. Лорды мельком посмотрели на канцлера. Он хмурился.
— Неуместно, Ваше Величество, обвинять в столь тяжком грехе меня. Это выставляет вас не в лучшем свете. Король был не только Благословенной крови, но и моей родной. Его мать — моя единоутробная сестра. Я любил своего короля-племянника, — сказал он, сцепив пальцы у подбородка.
Ничто на его лице не дрогнуло, но глаза говорили красноречивей.
— Правда всегда была для вас неуместна, лорд Генрих. Вы подстроили так, чтобы я оказалась возле тела короля точно в момент, когда прибежала стража. Вы приходили ко мне вчера в темницу и велели, чтобы я поклялась в вечной любви королю и заявила, что беременна. Однако это ложь. Вы собирались взять меня силой и выдать своих детей за наследников короля. А что потом? Убить и меня? Стать при них регентом?
— Ваши слова громки. Вероятно, от отчаяния, потому я прощаю вам этот выпад, — держал лицо Генрих.
— Мне не нужно ваше прощение. Я Микая Валдис Благословенной крови, я всю жизнь соблюдала добродетели, положенные мне по крови богами. И сейчас боги знают, что я говорю правду.
Вокруг зашептались, припоминая все последние слухи о канцлере. Не зря. Всё было не зря. Ивор на миг ощутил внутренний подъём. Хоть бы сработало, хоть бы все люди увидели, какое чудовище стояло у власти всё это время, а боги… Ивор глянул на ясное солнечное небо — подножия Божественной горы не было. Боги не смотрели. Богам наплевать.
— Сейчас мы судим не лорда Генриха. Все мы знаем, как он заботился о восстановлении государства после смерти короля Асвальда. Он бы никогда не пролил Благословенной крови, — снова гнул своё «лорд-богач».
«Естественно он так поёт! Кто ещё посадил этот мешок с деньгами за стол Совета?»
— Он уже её пролил. Три года назад, — заявила Микая.
Над площадью снова повисла зловещая тишина. Люди переглядывались, переводить взгляды с королевы на канцлера.
— Лорд Генрих давно готовился к заговору и добился своего. После Ночи Пепла в живых остался только его племянник, который сделал его канцлером, и я. Столь скорая свадьба, так быстро новые люди на местах. Как можно было им поверить? — Микая задала этот вопрос народу. — В Ночь Пепла лорд Генрих нанял ничего не подозревающего извозчика, чтобы тот развёз масло по кварталу знати. А после пожара здесь, на этом месте, лорд Генрих казнил невиновного человека. И он, и Арчивальд — радовались этому убийству. А потом предали забвению. Запретили произносить даже имя, насильно стёрли из памяти, словно с именем забудется та ночь и их грех. Но я помню Ночь. И я помню имя! — Микая посмотрела Генриху в глаза. — Кристиан Ваэль.
Запретное имя, брошенное прямо в лицо. Гнев в холодных глазах. Но Микаю было уже не остановить:
— Кристиан Ваэль был невиновен. Настоящий убийца жив, и он здесь.
Толпа уже не шепталась. Она бурлила, как бульон в котле. Генрих Уриен сидел мрачнее тучи. Когда Микая сказала про масло и извозчика, у него всё-таки дёрнулось лицо. Он не знал, что ей известны такие подробности, он не думал, что кто-то знает правду.
— Это правда! Извозчик всё ещё жив. Ему пришлось прятаться, — скоро послышался позади множественный шёпот, и Ивор удивлённо обернулся.
Далеко позади он узнал крупную фигуру и капюшон Витарра. Тот кивнул ему.
«Витарр пустил слух о своей истории. Когда успел? Молодчина! Как жаль, что он не может выйти прямо на помост и всё рассказать. Ему, скорее всего, снимут голову ещё до того, как заговорит. Но Микая могла. Генрих совершил большую глупость, устроив показательный суд перед народом. Он заплатит за всё».
— Народ Адаманта! — объявила Микая. — Я обвиняю Генриха Уриена в убийстве короля Асвальда и его семьи. В убийстве семей Благословенной крови и сотен людей, что были рядом с ними в Ночь Пепла — ваших соседей, родных и друзей.
Раскрылось лживое торжество трёхлетней давности. Притворщик мёртв. Королева сказала правду. А ликовавший убийца получит по заслугам.
— Довольно! — Стол сотряс стук кулака в белой перчатке. — Я думаю, королева уже сказала всё в свою защиту, и нам следует вынести приговор.
— Виновна! — первым провозгласил «лорд-богач».
— Не виновна, — тихо проговорил Роджер.
— Молчу, — покачал головой хранитель библиотеки, он обескураженно смотрел вокруг и не мог осознать то, что сегодня услышал.
— Виновна, — опустил голову «лорд-тень». Он не пошёл против канцлера.
Последнее слово оставалось за Генрихом. Все притихли и смотрели на него… кроме королевы. Она смотрела только перед собой. Не просила его ни о чём. Не умоляла. Волнистые волосы колыхались от лёгкого ветра. Подол чёрного в красных маках платья шелестел складками. Грудь вздымалась от дыхания, а тонкие ладони напряжённо вцепились в стойку.