Здесь, прямо на этой горе, начались нескончаемые схватки за жизнь. По людской воле тут поселились воплощения Святых духов — драконы. Каждый из них обладал особым даром. Некоторые призывали дожди, кто-то ускорял рост растений. Бывали и такие, которые вызывали сильнейшие ветра и вьюги, и те, что могли создавать иллюзии. Даров было, хоть отбавляй!
Но, помимо драконов, жили на горе ещё и другие существа — демоны. Никто и никогда их не видел, и потому нет им описания, и от того боятся их ещё больше. Да только, нет у них никаких талантов. Всё, к чему они прикоснуться, тут же гибнет. Они несут необратимую смерть.
Драконы бесконечное время существовали ради уничтожения демонов, в расплату викингам за их теплоту. Демоны, в свою очередь, жили чтобы убивать драконов. Так, две жизни существовали, чтобы погубить друг друга.
Говорят, что и сейчас сражаются они где-то и будут сражаться вечно, пока на землю не перестанет падать солнечный свет.
Заведомо запрещено любому человеку касаться чешуи драконьей лезвием топора, ибо это поможет демонам распространить на мир необратимую болезнь — смерть.»
Скутт замолчал. Он знал, что возможно совершил ошибку, рассказав это своей дочери, ведь в его памяти навсегда осталось воспоминание о том дне, когда отец передал ему на хранение легенду.
— Это что, правда!? — изумилась Риа, вскочив в постели.
— Правдой будет то, что ты считаешь правдой, дочка. — Ответил Скутт, стараясь передать мысль маленькой дочке в наибольшей степени понятно. — Спокойной ночи, Риа. — Он поцеловал её в лоб, уколов щетиной, а она взяла его голову в руки и прижалась к шее, обнимая. А про себя Скутт подумал:
«Я буду по тебе скучать»
— Доброй ночи, папочка. — Пожелала отцу уставшая Риа и легла, подбив под себя шкуры и сразу заснув.
Скутт отошёл от постели дочки. Жена давно спала. Ей требовалось много сил, чтобы вынашивать младенца. Мужчина потушил свечу голыми пальцами и подошёл к двери, прислонившись к ней всем телом, не желая отпускать всю свою сложную, но добротную жизнь. Он горько плакал, стараясь не издавать звуков, но выбора больше не оставалось.
Он вышел и сел на холодную ступеньку у порога избы и молча стал ждать своей неминуемой участи, вытирая слёзы руками.
Ему стоило огромных усилий отпустить всё сотворённое им, но того требовала легенда.
Глава вторая
Без искорки огня.
Скутт сидел на холодных досках ступеней достаточно времени для того, чтобы успеть пожалеть о своём выборе. Его бросало то в дрожь, то в жар. У него вспотели ладони и лоб. Мужчина жутко сильно хотел встать и вернуться в избу, обнять в последний раз Рию и страстно поцеловать жену на прощанье, после прошептав около её живота напутствие на жизнь младенцу. Но ничего не происходило, и он не двигался. Страх держал Скутта на месте. В преддверии сотворённой им же беды ещё хотелось хоть как-то исправить содеянное. Пускай это и не возможно.
Всё время он смотрел себе под ноги, но вот он решил поднять мокрые глаза. Ничего странного и страшного не предстало перед ним. Всё те же раскидистые деревья, тропки, подобные толстым ниткам, избы, жмущиеся друг к дружке, поляны и снег, что лежит уж семь месяцев подряд. Вместе со звёздами, в каком-то диком вальсе, танцевали светлячки. Они, как мужчины, приглашали их на танец. Те, в свою очередь, зная, что скоро Отец-Солнце прогонит их с неба, охотно соглашались. Даже эти мысли не веселили.
Ничего необычного. Скутт встал со ступеньки и всё-таки приоткрыл дверь в избу, решив, что ему повезло и светлые духи не услышали призыва легенды.
«Как глупо», — думал он. — Как всё глупо и предсказуемо. А я всё ещё надеюсь что-то исправить!»
Он решил оглянуться напоследок. Нет, всё так же, как и всегда: деревья, тропки, избы, поляны и… Пелена белого меха больше ничего не устилала!
Скутт протёр ладонями глаза, растирая слёзы, и опять огляделся вокруг. Снега нет! Скутт сбежал с порога дома, тихо прикрыв дверь, но сразу одёрнул ногу. Земля словно горела выдуманным пламенем Хельхейма. Одно за другим, растения стали иссыхать, чернея. Подул ветер, и они уже улетели вместе с ним, точно пепел. От земли начали струиться полоски дыма, уходящего в мрачное небо и там же исчезающего. Животные в стойлах завизжали и одичали, стараясь вдребезги разломать преграду к мнимому спасению.