«Что мы имеем? На дворе тридцать второй год. Эта чертова электронная машина, с упорством, заслуживающим лучшего применения, дважды засовывает его в тела летчиков. Видимо решила, что это наиболее соответствует его способностям и устремлениям. С чего решила, это только её, электронному богу известно. В прежней жизни он никогда авиацией не увлекался. Но почему бы и нет? Больше всего Леху, или теперь уже Сергея, волновал вопрос о том, как он оказался в тридцать втором году, вместо двадцать девятого. Получается, что ЭИД, после неудачного переноса, не растворился в мировом эфире, а совершил очередной пространственно-временной скачок. Собственно даже не скачок, а перемещение. И если бы, он вовремя сообразил, во время своего путешествия вдоль серой нити, то мог бы оказаться и где-нибудь поближе к намеченной точке. Интересно получается! ЭИД сыграл роль запасного парашюта. И это просто здорово! Ну да оставим эти размышления на потом. Все равно, информации не хватает, а проверить умозаключения можно только опытным путем. Еще один раз склеить ласты? Увольте! Только не сейчас и не по своей воле. А вдруг не сработает? Так что, пошло оно все темным лесом. Есть проблемы и понасущнее. Надо вступать в наследство».
Наследство досталось нехилое, и в прямом и в переносном смысле. Леха, был достаточно субтильного телосложения, это если мягко выражаться. Теперь же он стал обладателем кряжистой фигуры и могучих, способных согнуть подкову, рук и не менее сильных ног. Вот правда с головой у предыдущего владельца была проблема, точнее не с головой, а с реакцией. Ну, заторможенный был немного товарищ. Как он окончил училище, известно одному богу и начальнику училища. Не удивительно, что в части ему так и не доверили самостоятельно управлять самолетом. А вот первый субъект, в которого ему удалось так ненадолго попасть, был летчиком от бога. Неясно пока, только, насколько удалось скопировать его навыки и умения. Но это все, дело наживное. Самое главное, что жив. А жизнь, это такая увлекательная вещь! Ну что, Серега, покажем гнилому Западу кузькину мать»?!
Особой склонностью к самокопанию Леха, он же Сергей, никогда не отличался. И меняться, даже в такой ситуации, не собирался. Как и решать глобальные проблемы мировой политики. В том числе и становиться «тайным советником вождя» или кем-то подобным. Ну не тот он человек! Свое конкретное дело сделает, и даже сверх того. Но все эти высокие сферы! Брр! План мужиков, он поддерживал однозначно. И то, что их открытие ни в коем случае не должно было попасть в жадные похотливые ручонки, понимал и на любой риск ради этого был готов. И здесь, сейчас, за Россию-матушку, готов был драться с кем угодно и на чем угодно и если доведется сложить при этом свою буйную голову, то так тому и быть. Главное, не за просто так. И подкинуть разные технические идеи местным конструкторам и инженерам, при случае, он способен. Но вот все это заранее планировать, рассчитывать, лезть на глаза начальству! Ну не Штирлиц он, и даже не адъютант его превосходительства. «И пошло оно всё и на, и по, и в! Вот как».
Под такие мысли, стук копыт, скрип колес и матерок возницы в адресе всяких там, кому по земле не ходится и в небе не летается, Сергей Ефимович Родионов, как-то удивительно быстро погрузился в глубокий сон.
Разбудила его какая-то суета вокруг и отсутствие уже ставших привычными звуков.
— Носилки! Носилки быстрее! И Никифора позовите! А то больно здоров летун.
«Ну, понятно. Судя по терминологии, больница. Эскулапы, мать иху. Пора показать, что я и сам живой или подождать? А чего ждать? Пока потрошить не начнут? Ну, уж дудки! Так я им и дался».
Пришлось открыть глаза и смачно потянуться. Тело отозвалось на команду с охотой, только в шее что-то хрустнуло или щелкнуло.
Родионов рывком сел и свесив ноги с телеги, осмотрелся.
Да уж, переполох он поднял своим появлением знатный! Суеты вокруг хватало. И руководил всей этой суетой маленький, пожилой мужичок в белоснежном халате, из нагрудного кармана которого выглядывала трубка стетоскопа.
«Вот он, главный эскулап. Не иначе местное светило. Что-то шуму слишком много вокруг моей персоны. Пора прекращать».
Родионов еще раз потянулся, с удовольствием ощущая силу и послушность своего тела и чуть прокашлявшись, густым баритоном, рявкнул на весь двор.
— Доктор! Что за паника?!
Вокруг мгновенно состроилась, как есть, немая сцена. Наступившую тишину первым нарушил мужик — возница. Толи икнув, толи кхекнув, он зачем-то заглянул за спину Родионову и мелко закрестился. Глаза у него стали круглые, как у совы. А из всего словарного запаса видимо осталось только одно — «Чур, меня! Чур!»