— Насколько я понимаю, — начал он, — двадцать первого апреля, лорд Феннелтри, вы встретили обвиняемого, Адриана Руквисла, на дорожке на некотором расстоянии от вашего дома.
— Совершенно верно, дружище, — кивнул лорд Феннелтри.
— Затем вы предложили ему, чтобы он и его слон погостили в Феннелтри-Холл, чтобы слон мог участвовать в праздновании дня рождения вашей дочери?
— Точно, — ответил лорд Феннелтри. — Вы ухватили самую суть.
— Полагаю, — продолжал сэр Огастес с видом человека, основательно проинструктировавшего свидетеля, — что обвиняемый ни одним словом не дал вам понять, что животное, о котором идет речь, могло представлять опасность для жизни и собственности людей?
— Ну да, — задумчиво произнес лорд Феннелтри, — чего не было, того не было, так ведь у него не было и причин для этого, верно?
— Лорд Феннелтри, — поспешил заметить сэр Огастес, — я был бы рад, если бы отвечали на мои вопросы только «да» или «нет». Пространные ответы только сбивают с толку присяжных.
Тут сэр Магнус открыл один глаз и презрительно фыркнул.
— Когда вы ввели слона в бальный зал, чем это кончилось? — спросил сэр Огастес.
Лорд Феннелтри не ответил.
— Говорите же, сэр, — раздраженно поторопил его сэр Огастес, — вы не можете не знать, что произошло, когда вы ввели в зал слона.
— На такой вопрос, — сказал лорд Феннелтри, жалобно глядя на судью, — страшно трудно ответить только «да» или «нет». Могу я воспользоваться каким-нибудь другим словом?
— Разумеется, — ответил судья.
— Позвольте мне повторить вопрос, — сдался сэр Огастес, — что явилось результатом появления слона в бальном зале?
— Хаос, — радостно улыбнулся его светлость.
— Что именно вы подразумеваете, говоря «хаос»?
— Полный сумбур, — сказал его светлость. — Рози опрокинула все столы, сшибла канделябр, лихо станцевала вальс с моей супругой, затем подхватила старину Дарси и усадила его на пол. Заверяю вас, если бы не возмущение моей супруги, все было бы очень забавно.
— Итак, милорд, — обратился сэр Огастес к судье, — я полагаю, мне удалось показать, что этот слон — дикое свирепое животное, что Адриану Руквислу это было известно и что он тем не менее, нисколько не считаясь с неприкосновенностью лиц или собственности, вновь и вновь позволял ему творить бесчинства на своем пути.
Он озабоченно поглядел на сэра Магнуса и добавил:
— Может быть, мой достойный друг желает провести перекрестный допрос?
— Нет, — ответил сэр Магнус, сопровождая свои слова покровительственным жестом, — у меня нет желания сейчас проводить перекрестный допрос, милорд, но я просил бы вашего разрешения вызвать этого свидетеля позднее.
Сэр Огастес вскочил на ноги.
— Возражаю, милорд! Это совершенно неэтично.
— В самом деле, сэр Магнус, это необычно, — сказал судья.
— Верно, милорд, я понимаю, — отозвался сэр Магнус. — Однако мне кажется, что когда вы выслушаете других моих свидетелей, то убедитесь, что у лорда Феннелтри найдется что сказать в пользу моего подзащитного.
— Хорошо, — заключил судья. — Но только в виде исключения. А теперь предлагаю сделать перерыв. Не знаю, как вы, джентльмены, но я что-то проголодался. Продолжим заседание в два часа.
— Милорд, — обратился к нему сэр Магнус, — тюремная пища не из тех, что побуждает гурмана дрожать от восторга. А потому обращаю к вашей светлости смиреннейшую просьбу отпустить моего клиента, чтобы он мог перекусить вместе со мной.
— Право же, сэр Магнус, вы удивляете меня необычными просьбами, — сурово молвил судья. — Однако я не вижу, чтобы от этого мог быть какой-то вред. Только потрудитесь привести его обратно.
— Спасибо, милорд, — сказал сэр Магнус.
Все встали, судья выбрался из кресла и прошел в свой кабинет.
— Ну так, — заключил сэр Магнус, заряжая ноздри доброй порцией табака, — заседание прошло весьма успешно.
Громко чихнул и повернулся к Адриану:
— Пошли, мой мальчик, перекусим.
— Не вижу, чему это вы так радуетесь, — заметил Адриан. — Насколько я понял, все говорили сейчас всякий вздор, который можно толковать и так и сяк, а сторона обвинения просто лжет.
— Мальчик мой, — сказал сэр Магнус, — какой же вы очаровательный простак. Ничего, подождите следующего заседания, когда мы начнем лгать.