– Что ты такое говоришь, папа? – спросила она.
– Он заполучил слона, – торжествующе произнес мистер Филигри, как будто это все объясняло. – Представляешь себе, Сэм! Настоящий слон у нас здесь.
Девушка сердито вздохнула, потом повернулась к Адриану и подала руку, здороваясь.
– Сэмэнта Филигри, – представилась она, улыбаясь, и почему-то от этой улыбки он покраснел до корней волос. – Боюсь, мой отец не мастер толком объяснять, что происходит. Не могли бы вы внести ясность?
Сосредоточив взгляд на взволнованно вздымающемся животе мистера Филигри, Адриан снова рассказал о случившемся с ним происшествии. Выслушав его, Сэмэнта фыркнула и с гневным видом повернулась к отцу, который, сильно порозовев, растерянно взмахивал руками.
– И что же ты предпринял? – осведомилась она.
– Предпринял? – повторил мистер Филигри с видом оскорбленной невинности. – Все, что нужно, дорогая. Я дал ему бренди и отвел слона в конюшню.
– Ты неисправим, честное слово, – сказала Сэмэнта. – Бедняга, может быть, смертельно ранен, а ты, вместо того чтобы принять меры, болтаешь о каких-то слонах.
– Так ведь я решил дождаться тебя, дорогая, – смиренно ответил мистер Филигри. – У тебя всегда все получается куда лучше.
Сэмэнта наградила его испепеляющим взором и обратилась к Адриану.
– Я немедленно приведу врача, – сказала она. – Только сначала проверю, насколько серьезно вы ранены.
Отодвинув перину, она быстро и бесстрастно ощупала Адриана, как если бы перед ней была баранья туша. Он закусил губу, чтобы не вскрикнуть, когда очередь дошла до правой руки.
– Ну так, – произнесла наконец девушка, подойдя к дубовому столу и доставая из ящика огромные ножницы. – У вас сломана рука, возможно, треснуло ребро, множество разных ушибов.
С этими словами она вернулась к дивану, помахивая ножницами.
– Знаете, – Адриан нервно взглянул на поблескивающую сталь, – вам не кажется, что лучше подождать, когда врач…
– Глупости, – холодно остановила его Сэмэнта. – Необходимо снять с вас пиджак, пока рука не распухла еще сильнее. Боюсь, придется вам пожертвовать пиджаком, если так снимать, будет очень больно.
Она аккуратно – Адриан даже ничего не почувствовал – разрезала рукав, затем проделала ту же операцию с рубашкой.
– Ну так, – удовлетворенно сказала девушка. – Теперь лежите смирно, а я отправлюсь за врачом.
– Еще бренди? – предложил мистер Филигри, не желая отставать на медицинском поприще от дочери. – Помню, в Египте, когда рабы, иногда сразу по двое, падали с пирамид, мы всегда давали им бренди.
– Емуможно немного, – твердо произнесла Сэмэнта. – А тебе следует оставаться трезвым. Я вернусь через полчаса.
И, сдержанно кивнув Адриану, она исчезла в ночи.
– Заверяю вас, – объявил мистер Филигри, вручая Адриану стаканчик бренди, – заверяю вас, дорогой сэр, меня еще никто не видел пьяным.
Он поглядел украдкой на дверь, налил и себе, затем продолжал:
– Женщины в критические минуты склонны терять голову и говорить не то, что думают.
Трактирщик глотнул бренди.
– Такая уж у них хрупкая натура, – серьезно заявил он. – Сэмэнта – доброе дитя, но говорит невесть что, когда теряет контроль над ситуацией. Вы меня понимаете?
На взгляд Адриана, Сэмэнта контролировала ситуацию куда лучше, чем ее родитель, однако он предпочел держать это мнение про себя, а потому лишь кивнул с важным видом. Мистер Филигри снова втиснулся в кресло и посмотрел, благосклонно улыбаясь, на Адриана.
– Я всегда говорю Сэм, – сообщил он, наставительно подняв указательный палец, – всегда говорю: следуй Священному Писанию и не ошибешься. «После происшествия на железной дороге утешь свой желудок глотком бренди». Кажется, так говорит Навуходоносор или кто-то там еще, но женщины, увы, слабее нас, мужчин.
Он сделал еще добрый глоток, снова поглядел на дверь, потом наклонился вперед, насколько позволял живот, и скорбно воззрился на Адриана.
– Вы замечали, – серьезно молвил он, повышая голос, отчего тот уподобился писку летучей мыши, – что женщины не способны помнить того, что было?
Окутанный теплым розовым алкогольным туманом Адриан совершенно утратил нить рассуждений мистера Филигри.
– Ш-што? – спросил он.
– Женщины, – торжественно повторил трактирщик, – не способны помнить прошлое.
– Те женщины, с кем я встречался, – мрачно заметил Адриан, – обычно помнили все до самых ужасающих подробностей.
– Вот-вот! – Мистер Филигри снова поднял указательный палец. – Но только то, что происходило совсем недавно, не больше.
– А чего вы хотите от них? – спросил Адриан, откидываясь на подушку и закрывая глаза.
– Вот вы, – пропищал мистер Филигри, – способны многое вспомнить, если постараетесь как следует. А женщины народ ограниченный, беда мне с ними.
– В самом деле? – сонно пробормотал Адриан.
– Ну да. – Мистер Филигри налил себе еще бренди. – Даже если что-нибудь помнят, то всякие пустяки, вроде того, кто как был одет при дворе или кто чей любовник.
Адриан с минуту размышлял над словами трактирщика, чувствуя на себе его пытливый взгляд.
– Знаете что, – сказал он вдруг, открывая глаза, – я совершенно не понимаю, о чем вы толкуете.
Мистер Филигри сокрушенно вздохнул, отчего по его животу и двойному подбородку пробежала мелкая рябь.
– Вы не в себе, – горестно произнес он. – Завтра, когда вам полегчает, я все разъясню. А сейчас поспите, с минуты на минуту должен появиться врач.
– Спасибо. – И Адриан, закрыв глаза, сразу погрузился в глубокий мирный сон.
Глава одиннадцатая
ТРЕВОГА!
Лежа на кровати, Адриан не без удовольствия созерцал дубовые балки озаренного утренним солнцем потолка. Минула неделя, как он явился в трактир «Единорог и Лира», и впервые он чувствовал себя здоровым и бодрым. В день его прибытия Сэмэнта привела вечером доктора Ханчмулда, сопящего носом коренастого коротыша с походкой заводной игрушки. Пока мистер Филигри без толку суетился кругом, доктор Ханчмулд, уверенно ассистируемый Сэмэнтой, раздел Адриана, наложил три шва на длинный порез на бедре, туго перебинтовал поврежденные ребра и заключил сломанную руку в гипс от кисти до локтя. Вся эта процедура причинила Адриану изрядную боль, и он совсем изнемог. Мистер Филигри, счастливый, что и от него была польза, отнес Адриана по узкой лестнице в маленькую спальню наверху под камышовой кровлей и уложил в постель. Следующие два дня Адриан мало что разумел, помнил только, что Сэмэнта все время была рядом, то поправляла его подушку, то поддерживала голову, когда его тошнило над большим, расписанным цветами фаянсовым горшком, то поила чем-то холодным, когда у него поднималась температура. Ему было невдомек, как она обходится без сна, ибо в любое время дня и ночи, когда бы он ни открыл глаза, Сэмэнта была тут как тут, терпеливо сидела на стуле возле его кровати, занятая каким-то рукоделием. И теперь, когда ему стало заметно лучше, Адриану было очень неловко при мысли о том, сколько хлопот он причинил. Высунув пальцы ног из-под одеяла, он попробовал как следует потянуться и тут же пожалел об этом эксперименте – такая острая боль пронизала все мышцы.
Внезапно открылась дверь, и вошла Сэмэнта, неся ему завтрак.
– Доброе утро, – сказала она, улыбаясь. – Как самочувствие?
– Намного лучше, – ответил Адриан, краснея как всегда при виде ее огромных зеленых глаз. – Мне даже кажется, что я мог бы встать. Боюсь, я и так уже доставил вам слишком много беспокойства.
– Ерунда, – отозвалась Сэмэнта, опуская поднос на одеяло перед ним. – Чтобы эти яйца были съедены! Совсем свежие, отец сходил за ними в деревню.