Ее вдруг охватил страх остаться в одиночестве в этом пустынном месте.
— Не уходите, не оставляйте меня. Вдруг вы упадете.
— Не упаду.
— А вдруг. — И у нее перед глазами возникла жуткая картина: его поверженное тело и она сама, беспомощная, рядом. — Пожалуйста, Алекс, не уходите, — взмолилась она, мне страшно одной. Если Альтея там, наверху, — с ней все в порядке, а если ее там нет, то и идти незачем.
Под впечатлением от всего происшедшего она стала тихо плакать. Алекс присел рядом и взял ее за руки.
— Ну-ну, моя милая, я вас не оставлю, — пообещал он, — вы столько перенесли, и шишка у вас на лбу с голубиное яйцо, — он легонько коснулся ее пальцами, — не плачьте, крошка, со мной вы в безопасности.
Но она не могла остановиться. Вынув из кармана чистый платок, он заботливо, как женщина, вытер ей слезы. Алекс прижал ее к груди, но без малейших признаков страсти, откинул назад ее густые волосы.
— Наконец-то они у вас распущены, — произнес он, улыбаясь, — только я не могу их здесь, в темноте, рассмотреть. Помню, в «Шатовьё» они были похожи на золотой дождь. Вы, верно, приняли меня за большого страшного волка, а, моя дорогая? Ну, разве я похож на него?
— Сейчас вы совсем не похожи на волка, — проговорила она, уткнувшись ему в грудь. И внезапно отшатнулась от него с полными ужаса глазами. — Показ! Я же его пропустила!
— Это совершенно не важно, — успокоил он девушку.
— Но… все те люди… больше ведь некому надеть свадебное платье.
— А может, это провидение, моя радость? — весело рассмеялся он. — Вы в нем выглядели божественно и совсем меня покорили.
Она глядела на него с недоверием.
— Алекс, скажите мне правду. Вы когда-нибудь любили женщину? То есть до того… перед тем…
— До того, как разочароваться и стать циником? — продолжил он ее мысль. — Разумеется, у меня были юношеские иллюзии, правда недолгие. — Он взял ее лицо в руки и заглянул в глаза. — Думаю, однако, что теперь я люблю.
— Почему же вы мне этого не могли сказать раньше? — воскликнула она. — Вы разве не видели, что мне от вас нужно лишь одно… И вы об этом молчали.
— И это одно, Чармиэн…
— Ваша любовь, конечно.
Было легко говорить с ним в полумраке каюты, сидя так близко. Она совсем не смущалась. Куда легче, чем тогда, в его кабинете, когда он был похож на разъяренного зверя.
— Наверное, я стеснялся, — нерешительно сказал он.
— Вы! — фыркнула она.
— Да, я. Я не привык говорить о любви. Да я о ней и не думал. Я считал ее чем-то несущественным в жизни.
— Величайшее из всего существующего, — возмутилась она. — У вас не те ценности, Алекс. Меня никогда не привлекали ни ваш отель, ни яхты, ни прочие дорогие игрушки.
— Так что же вас привлекало? — удивился он. — Что-то ведь привлекало.
— Вы сами. Даже самого надменного и капризного, все равно я любила вас. Но теперь вы действительно становитесь другим. — И она уткнулась ему лицом в шею.
Очень нежно он поднял это лицо и поцеловал ее в губы, пообещав:
— Постараюсь стать хорошим мужем, постараюсь держать дьявола Димитриу на цепи. — Он потерся об нее щекой. — А если он вдруг вырвется, будьте терпеливы.
— Я тоже не совершенство, Алекс. Вы найдете во мне кучу недостатков. Но разве любовь не в этом? Не в том, чтобы быть терпимым и терпеливым?
Пришел наконец рассвет, тихий и безветренный; дождевые тучи унеслись прочь.
Чармиэн, убаюканная Алексом, заметила, что в каюту проник бледный свет, и мягко освободилась от его объятий.
— Вы, должно быть, замерзли? Почему вы меня не разбудили? — упрекнула она его.
Он повернулся и зевнул.
— Не хотелось, — просто ответил он. — А пока вы спали, я вас причесывал.
— Я, должно быть, похожа на чучело, — покраснела она, взглянув на мятый свитер и голые ноги.
— Девушка-замарашка, — оглядел он ее с улыбкой, — на самом деле вы выглядите очень привлекательно, правда.
Он действительно, кажется, был влюблен!
Сам он ночью не сомкнул глаз и выглядел осунувшимся и утомленным.
— Вас-то я видела и в лучшем виде, — поддразнила она его.
— Едва ли можно ожидать большего от выживших в кораблекрушении, однако, думаю, уже достаточно светло, чтобы отправиться наверх.
Сердце Чармиэн дрогнуло: пока она спала, он тревожился о сестре — теперь-то, по крайней мере, она должна разделять с ним его волнения.
— Я так виновата, — произнесла она, — вам не следовало давать мне спать.
— Это были незабываемые минуты, — отозвался он, озорно улыбнувшись, — вы ведь впервые заснули у меня на руках.
На маленьком пляже они обнаружили обломки лодки, выброшенные волнами, по ним невозможно было определить, что произошло.