— Послушай! — он выпрямился, и его лицо вдруг оживилось. — Ты знаешь, откуда произошло твое имя?
— Опал? — она выглядела озадаченной. — Не думаю.
— Это драгоценный камень. Самоцвет. Ты когда-нибудь видела опал?
— Нет.
Он нахмурился.
— Хорошо. Принеси вон ту шкатулку, как раз перед тобой.
Опал быстро выполнила его просьбу. Алан взял шкатулку и открыл крышку. Он аккуратно снял салфетку, что-то поискал и, наконец, достал маленький камешек. Положив его на ладонь, он протянул камень девушке.
— Вот. Это австралийский опал.
Опал наклонилась ниже, ее обычную застенчивость пересилило женское любопытство. На ладони молодого человека лежал камень овальной формы молочно-белого цвета в разноцветных прожилках, которые переливались всеми цветами радуги. Опал затаила дыхание.
— О-о! Красивый… Как это он может быть таким белым и, в то же время, разноцветным?
— Очень приятный, правда? — Алан тоже смотрел на самоцвет, погрузившись в созерцание его красоты.
Опал протянула руку к камню, но потом резко одернула. Взглянув на Алана, она сказала:
— Извините.
— Все в порядке, — ее неподдельный испуг тронул Алана, и в первый раз за долгое время он почувствовал, что сам жалеет кого-то другого. — Ты можешь потрогать его. Хочешь подержать?
— А можно?
Он кивнул, и Опал, протянув руку, осторожно взяла камень с его ладони. Она слегка повернулась к свету и с восхищенным выражением лица наклонилась над камнем. Алан наблюдал за ней, удивленный неожиданным приятным чувством, вызванным искренней радостью девушки.
Опал погладила пальцем гладкую отполированную поверхность камня.
— Я никогда не думала… никогда не догадывалась, что моя мама решила назвать меня так в честь такой красоты.
— Да, согласен с тобой. — Глядя на нее, Алан думал, что девушка, наверное, даже не знала, как разнообразны драгоценные камни. Он вспомнил собственное детство: ему никогда не приходило в голову, что мать и отец, например, могут не любить его. До трагедии он прожил четырнадцать беззаботных лет, немногим больше, чем сейчас должно быть Опал. И, однако, в те времена он не считал себя счастливчиком.
Опал медленно протянула ему камень.
— Снасибо. — Она улыбнулась, ее серые глаза блестели от удовольствия. Девушка поставила шкатулку на место и стала протирать полки.
Алан, забыв о незаконченной работе, наблюдал за ней. Закончив, Опал взяла тряпку и направилась к выходу. Уже у самой двери она повернулась, учтиво поклонилась и пробормотала:
— Приятного дня, сэр. Спасибо еще раз.
— Нет, пожалуйста, не называйте меня «сэр». Или «мистер Хэйз». Тогда мне кажется, что вот-вот появится мой отел.
Она улыбнулась.
— Хорошо, с…. а как же мне тогда к вам обращаться?
— Меня зовут Алан.
Оиа кивнула и, еще раз улыбнувшись, поспешно вышла из комнаты, будто он мог передумать, если бы она здесь задержалась. Войдя в столовую, она начала с удвоенным рвением протирать кухонный настенный шкафчик, полная решимости доказать Хэйзам, что никто из жих ие пожалеет, взяв ее в дом. Она будет работать так усердно, будет такой хорошей, что они просто не смогут представить, как обходились беэ нее раньше.
Миллисент наклонялась над кустом томатов, увидев ползущую по растению толстую зеленую гусеницу, ничем не отличающуюся от листьев. Милли постоянно воевала с вредителями помидоров. На сей раз эта молчаливая сосредоточенная борьба была прервана пронзительным визгом, раздавшимся где-то рядом позади нее. Она вскочила и, оглядевшись, заметила птицу — толстого самодовольного пересмешника. Пересмешники тоже были врагами Миллисент. Они постоянно объедали ягоды вишень и клевали груши. На заднем дворе она ставила пугала, чтобы отгонять пересмешников, но наглые птицы просто рассаживались на эти страшилища, срывая нелепые шляпы с кольев. Они даже умудрялись делать невыносимой жизнь Панжаба, пытаясь сесть ему на голову всякий раз, когда он медленно, по-королевски пересекал двор.
— Кыш-ш-ш! — прошипела Миллисент, махнув рукой, пытаясь отогнать пересмешника. Но он продолжал сидеть на ветке мимозы, вращая маленькими блестящими глазками.
— Выискивает, где бы еще напакостить, — затаив дыхание, сердито пробормотала Милли, наблюдая, как серая птица лениво перелетела на землю. Краем глаза она заметила что-то серое, мелькнувшее в траве. Она медленно повернула голову. Кот Алана буквально сверлил пересмешника взглядом и полз по земле, подкрадываясь к птице. Миллисент закрыла рукой рот, чтобы не прыснуть со смеху. Почти бесшумно двигаясь в траве, этот бродяга был почти точь-в-точь тигр в миниатюре. Пересмешник покрутил головой из стороны в сторону, а потом завел одну из своих пронзительных песен, не подозревая о приближавшейся опасности. Вдруг кот резко прыгнул, и его белая лапа зацепила острый птичий хвост. Песня пересмешника оборвалась на самой высокой ноте, и он, мгновенно взмыв вверх, исчез. Потом, вновь появившись, сел на ветку розового куста и круглыми глазами принялся рассматривать кота. Тот же уселся и начал облизываться, словно не он охотился за нересмепшиком минуту назад.
Миллесент рассмеялась. Трудно сказать, кто выглядел комичнее: смущенный кот или серьезная птица.
— Котик, глупое ты мое животное!..
Она уже забыла, с каких пор начала обращаться к нему не «кот», а «котик» — это имя дал ему Алан, все получилось как-то само собой. Кот бросил на нее невинный взгляд, потом подошел и стал мордой тереться о ее юбку.
— Хочешь, чтобы тебя приласкали? — Милли погладила его по спине, довольная, что Алан не может ее видеть. Он бы задразнил ее до смерти.
— Ты растолстел, знаешь? — спросила она, поглаживая своего любимца за ушами. Он закрыл глаза и уткнулся носом в ее колени, на морде застыло выражение блаженства. — Вот почему ты и не поймал эту птицу.
Только вчера вечером она обнаружила, что Опал, сидя на ступеньках крыльца, тайно подкармливала кота кусочками мяса с обеда. Не удивительно, что он набирал вес. Бедняжка Опал выглядела такой смущенной и виноватой, когда Милли застала ее «на месте преступления», что той пришлось засмеяться и признаться: она тоже привыкла подкармливать этого бродягу остатками от обеда.
Миллисент, вспомнив вчерашний эпизод, улыбнулась. Опал была хорошей девушкой. Милли ни на секунду не пожалела, что разрешила ей остаться в своем доме. Она была очень трудолюбивой, и единственное, о чем приходилось заботиться Милли — чтобы Опал не перегружала себя работой. Кроме того, она нравилась Алану. Вначале Миллисент беспокоилась, что брат воспротивится присутствию незваной гостьи. Но в первый же день пребывания девушки в доме Милли убедилась, что она совсем не мешает Алану. И сам Алан теперь бывал каким угодно, только не расстроенным; временами он даже казался необычайно веселым. Он с улыбкой говорил Милли, что разговоры с Опал совсем не утомляют его, и наоборот, он получает большое удовольствие от ее болтовни и рассматривания вдвоем многочисленных коллекций.
Миллисент была готова приютить еще хоть трех девушек — только бы они улучшили настроение брата. За последнюю неделю она ни разу не видела его угрюмым или замкнутым. Просто поразительно, как быстро у них с Опал возникли дружеские отношения, тогда как обычно он с ужасом относился к перспективе общения с незнакомыми людьми. Но Миллисент ни на миг не ставила под сомнение порядочность Опал.
Вчера Алан переехал на своем стуле в гостиную, где девушка штопала носки, и пока Опал работала, он болтал с ней.
Будь это кто-нибудь другой, Миллисент, конечно, могла бы забеспокоиться, что Алан влюбится и будет страдать. Но Опал, худенькая, бледная, с выступающим животом, никак не была той неотразимой красавицей, которая могла бы стать роковой женщиной для Алана. Да Опал и не собиралась завладеть сердцем брата, чтобы устроиться в жизни получше.
Миллисент вернулась к прерванной охоте на гусениц, встав на колени и наклоняясь каждый раз, когда было необходимо со всех сторон осмотреть листья. В этом году у нее должен быть хороший урожай помидоров. Плоды как на подбор — крупные, круглые, но пока еще зеленые. Сейчас они были как раз хороши для маринада; ей нужно не забыть сорвать несколько перед уходом и завтра приготовить маринад. Когда помидоры созреют, можно будет всерьез говорить об урожае. Она, Опал и Ида уже два дня занимались грушами, а завтра перейдут к кабачкам. С помощью Опал работа продвигалась гораздо быстрее. Она была проворной и работящей. Милли волновалась только, что девушка слишком много времени проводит на ногах. Прошлым вечером она видела, как Опал, сидя на ступеньках крыльца, снимала туфли и растирала опухшие ступни.