— Вы неисправимая колючка, Миллисент Хэйз. Вам кто-нибудь уже говорил это? Нет, догадываюсь, что никто не посмел. Однако, это так. Там, где только комплименты, учтивость и попытки завязать разговор, вы видите обиды и оскорбления. Я просто хотел побыть в вашей компании, поговорить с вами. А вы продолжаете настаивать на том, что я скрываю какие-то дьявольские замыслы…
— Но это все неразумно.
— Что неразумно?
Милли неопределенно махнула рукой.
— Все это. Ваша покупка корзинки. То, что мы сейчас сидим здесь вместе. Вещи, которые вы говорите. Я не понимаю вас!
— Не надо все усложнять. — Он спокойно посмотрел на нее. — Я не лицемер и не дьявол, как вы думаете. Я уже объяснил, почему купил именно вашу корзинку. А еще я хотел найти повод побыть с вами наедине. Это несложно понять; причина та же, что и у каждого мужчины, покупающего угощенье, приготовленное для аукциона девушкой. Он хочет остаться с ней вдвоем.
Миллисент не дышала.
— Я уже не в том возрасте, чтобы верить красивым сказкам, — наконец произнесла она дрожащим голосом. Джонатан поморщился.
— Ну вот, вы опять! Неужели, действительно, так трудно поверить, что мужчине может нравиться ваше общество? Что он может считать вас привлекательной?
— Мне почти тридцать. Я старая дева.
— Вы защищаетесь своим незамужним положением точно щитом. Чего вы боитесь?
— Я ничего не боюсь, — презрительно ответила Миллисент.
— Тогда почему же так настойчиво пытаетесь убедить себя и всех окружающих, что вы обычная и некрасивая? Почему вы, как старуха, одеваетесь в темные, скучные цвета и стягиваете свои волосы в пучок на затылке? В тот день — вы знаете, о чем я — с распущенными волосами вы выглядели просто красавицей!
Милли снова бросила на него взгляд; будучи не в силах удержаться, Джонатан, не отрываясь, смотрел на нее какими-то сонными светло-карими глазами, на губах была та же самая улыбка… Ее сердце сжалось в комок. Все, о чем она могла сейчас думать — это их ночной поцелуй. Она почти физически ощущала аромат роз у крыльца, чувствовала, как его руки обнимают ее талию.
Этот человек был опасен. Миллисент опустила глаза и посмотрела на юбку, края которой она крепко сжала пальцами, чтобы унять дрожь в руках. Она не позволит ему вытворять с ней такое. Она слишком старая, слишком циничная, слишком спокойная.
— Не думаю, что это подходящая тема для обсуждения, — неуверенно сказала Милли.
— Возможно, вы правы. Но меня часто обвиняли в бестактности, — произнес он все таким же глубоким, проникновенным голосом. Милли подозревала, что он будет продолжать в том же духе, пока не услышит от него желаемого ответа. — Еще обо мне часто говорят, что я настойчив. Циничные замечания редко беспокоят меня. Так же, как и нормы поведения в приличном обществе.
— Могу себе представить! Я не понимаю, зачем вы все это делаете! — в сердцах сказала Миллисент, избегая его взгляда.
— Делаю что?
— Вы знаете, что. Говорите такие слова, а в ту ночь…
— Вы имеете в виду, когда я вас поцеловал? — Миллисент кивнула, ее лицо пылало от смущения. — Я поцеловал вас, потому что вы были прекрасны. Потому что я хотел вас. Думаю, сейчас я здесь по той же самой причине.
— Это невозможно, — почти не дыша, возразила Милли. Она чувствовала себя так, будто превратилась в один сплошной нерв. Каждый мускул ее тела был в напряжении, словно она с чем-то боролась, хотя сама не до конца понимала, с чем.
— Невозможно? — Голос Джонатана прозвучал озадаченно. — Неужели невозможно представить, что мужчина способен потерять из-за вас голову? Не верю, что вы ни разу не были объектом страсти и желания какого-нибудь мужчины!
— Все это давно осталось в прошлом. Я уже не та глупенькая девочка, какой когда-то была. — Милли начала подниматься, желая поскорее уйти, но Джонатан, дотянувшись, взял ее за руку и усадил на место.
— Так вы боитесь этого — быть юной девушкой, какой были когда-то? Так вы это прячете в себе?
— Я ничего не прячу! — зло ответила Миллисент сердито посмотрев на него. — Я только не хочу выслушивать ваши бредовые обвинения! Не понимаю, что вы делаете — пытаетесь насмехаться надо мной?
— Нет. — Его спокойный взгляд замер на ее лице. Миллисент ощущала этот взгляд почти как физическое прикосновение. — Никогда не пытался.
— Тогда что? Думаете, я легкая добыча, потому что когда-то не вышла замуж? Что я слишком хорошо знаю, сколько мне лет и каковы мои шансы, и позволю вашим сладким речам… — Она остановилась, не находя подходящих слов, чтобы выразить свою мысль.
— …Соблазнить вас? — прямо и откровенно подсказал Джонатан. Он сел, и вздохнув, отпустил ее руку. — Нет, у меня не было в мыслях. Ничего подобного. Я не имею привычки вводить в грех ничего не подозревающих женщин. Однако было бы глупо отрицать, что у меня есть такие же желания и инстинкты, как и у любого мужчины. Не буду скрывать, я желал вас той ночью, — и он посмотрел на нее. — Разве это не естественно в отношениях мужчины и женщины?
— Не знаю… — поколебавшись, ответила Миллисент. — У меня маловато опыта…
— Я в этом не сомневаюсь, судя по тому, как вы бежите от всех.
— Джонатан, честно говоря… — она заставила себя посмотреть ему в глаза, — я не распущенная женщина, не из тех, кто…
— Я никогда так не думал, — вставил он. — Но знаю, что вы очень страстная, как бы ни пытались это скрыть. Я почувствовал это, когда обнимал вас, ощутил на ваших губах…
Его слова, произнесенные глубоким грудным голосом, можно было сравнить с острыми иглами желания, которые пронзали насквозь ее тело. Казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Милли немного боязливо оглянулась по сторонам. Было такое ощущение, что все окружающие должны слышать, о чем они говорят, видеть, как блестят глаза Джонатана и ощущать тепло, исходящее от его тела.
— Джонатан, пожалуйста, не говорите так! Это… нельзя!
— Почему?
Она уставилась на него.
— Вы серьезно? В парке столько народу, и сейчас еще светло.
Джонатан улыбнулся.
— Они не слышат нас. И еще: все, что чувствуют друг к другу мужчина и женщина, должно обсуждаться в темноте? Хотя, я признаюсь, не отказался бы от встречи с вами наедине ночью. А что, это можно устроить.
— Джонатан! О Господи! Я не хочу обсуждать никаких подробностей на этот счет. Естественно, я не собираюсь ничего «устраивать» ночью или в любое другое время суток. Вы, должно быть, и в самом деле дурно думаете обо мне, если предполагаете, что я соглашусь на какое-то тайное свидание!
— Никогда и не ожидал этого от вас. И никогда не думал о вас «дурно». Я самого высокого мнения о ваших добродетелях, ваших способностях, вашем лице, вашей фигуре. — На последних словах его голос стал мягким и вкрадчивым. — Миллисент, мне очень нравится вас дразнить. Мне нравится, как при этом сверкают ваши глаза и розовеют щеки. Но сейчас я говорю серьезно. Вы действительно мне нравитесь. Я не имею понятия, что может произойти между нами в будущем. Не знаю, полюблю ли я еще когда-нибудь и женюсь ли во второй раз. — Он криво улыбнулся. — Я не представляю, можем ли мы с вами пробыть больше пяти минут вместе и не поругаться. Но я уверен в одном: мне хорошо с вами. Так, мне кажется, мы могли бы лучше понять наши отношения и самих себя. Пусть все идет своим чередом, а там станет ясно. Я бы хотел танцевать с вами на балах. Сидеть рядом на всех общественных праздниках.
Милли просто молча смотрела на него, не в состоянии вымолвить ни слова. Он что, серьезно? Он говорит об ухаживании за ней?
— По-моему, я прошу у вас разрешения ухаживать за вами, — продолжал он. — Что вы на это скажете, мисс Хэйз?
Миллисент судорожно вздохнула и отвела взгляд в сторону. Сердце ее кричало «да!» Она хотела сидеть с ним на веранде или в гостиной и разговаривать. Она хотела слышать его голос и смех, наблюдать за движениями рук, за неуловимыми движениями его лица. Как божественно было бы танцевать с ним на балу или прогуливаться вместе прохладным вечером… Божественно, но опасно.