Над Койоном «тучи ходят хмуро»,
Чернью подменяя синеву,
Я под издевательством амура
На каноэ за вином плыву.
Мне не эта – так иная лодка,
Мне портвейна нету – есть кюммель,
Ты одна мне, Черная, Находка,
Черный лес, чернеющая мель…
Грудь твою велел качать Фуко мне,
Мсье Катулл – оливки есть и сыр,
На сквозном краю каменоломни
Так черно от поднебесных дыр. Саша –
Черный, Дионис твой – черный,
Черни, Чернышевский, Чернобыль,
Черти, черви… – из окрошки сборной, –
Черный бисер. Свиньи. Четки. Пыль.
* * *
Снег ва́лит на замшелый брег,
На облака,
Мне рубль выслал человек
Издалека,
Иль Бог купюру, теребя,
Швырнул с небес,
Где без меня и без тебя
Тоскует лес.
А вдруг, от окрика совы,
Я смял плечо,
И часть хребта, часть головы…
Чего ж еще?
Во вмятине – варить супец,
Ходить в лабаз…
Какой же, в сущности, конец
Ласкает нас?
Подмостки сцепленных лучей
Прожекторов,
Или агония свечей –
Без докторов?
Меняет лед простой узор
На заказной,
Но нет, не взлет и не позор –
Не быть со мной.
Круженье в воздухе рубля,
Как винт крыла,
Слегка шатается земля,
Под скрип седла,
Твоя рука – подобье пут –
Лежит дрожа,
И лаской многие сочтут
Удар ножа.
Звук вдруг становится пустым
В твоих устах,
И рубль, падая сквозь дым,
Сулит пятак.
* * *
Дни проходят, состоя из коротких поджатых недель,
Лопаются сухожилья – от петель до петель,
Райские птицы поют, но отнюдь не в прогретом раю,
В пальчиках гибких спицы куют и куют кисею.
Да неужели ж простая, донельзя простая строка
До позвонков, словно ток, пробивает в седые бока,
До костного мозга, до сердца и – вертикально – до пят,
Да так, что душевные малые точки вопят и вопят:
Больно, ах, больно, ах, холод, о, холод какой,
Точно стреляют в тебя за туманной рекой,
Будто стреляют в тебя по утрам из подсохшей реки
Намертво, влет, от бедра, от Петра, от Луки.
Ужасом жжет от тобою же сшитой строки,
Это не нож ли, не яд ли – как тягостный принцип – стихи?
Радость – от ужаса,
Пыль – от любви.
Боже, молю тебя!
Останови!
Не тягу, лишь склонность – исполнить сложение строк.
Ведь с буквой синхронность – прилаженный к горлу шнурок.
II
* * *
Влюбиться в бармена! –
О, этот сладкий ад.
Всегда боржоми, кофе, оранжад
Найдется для писюшки молодой
И джин, не потревоженный водой.
Влюбиться в повара! –
Хинкали каждый день,
Где эвкалипт отбрасывает тень,
На скатерти – сациви с хванчкарой
И хачапури с красною икрой.
В киномеханика!
Феллини и Виго.
Гортанный крик: «Что хочешь, Валико?!»
Забриски пойнт!
И в лоно рук твоих
Ложится чек размером на двоих.
Влюбиться в запонку –
И не принять узор,
Ночами плакать, осознав позор,
И мраморного камня пустота
Отыщет воспаленные уста.
* * *
В том розовом, в том ватном городке,
Где в проволочных знаках переулки,
Лечу домой с топориком в руке,
В другой сжимая две горячих булки.
В моем гнезде две дюжины яиц,
Четыре по́ шесть – на два года хватит,
Ну а не хватит, позову двух птиц,
И каждая мне по яйцу прикатит.
В пустой кладовке – туесок без дна,
Стакан сморчков, две луковки, петрушка,
Сушеный еж, наперстка два вина
И молока малюсенькая кружка.