Любопытно, что их разговор проходит в одном из тех полуразрушенных домов, что мы обозревали в полете. Однако же, внутри все благопристойно и нисколько не похоже на свалку: старинная мебель, цветистые ковры, свечи, белые кружевные скатерти на полатях. Никаких следов обрушений и декаданса, и пустырь тоже не напоминает.. За окном во тьме виден небольшой сад, крупные головки цветов, непролазно густые зеленые заросли. И только маленькие яркие огоньки, летающие по комнате, вносят какой-то элемент необычности в эту беседу. Где-то в глубине играет тихая музыка, мелодию трудно уловить.
Кажется, мы попали на чей-то бал. Но самое время вовремя удалиться, ибо:
- Мощный автобус, скрипя тормозами и расплюхивая во все стороны грязь, останавливается перед тем местом, где собрались люди (и почти все уже с вещами, как заблаговременно подсказал им внутренний голос). Двери тяжело, с придыханием, распахиваются. И слышен жизнерадостный возглас изнутри: «Давайте, садитесь веселее, не будьте пешеходами!.. Следующий трамвай еще нескоро!».
Незадолго после (когда все уже поусаживались и едут) водитель, которого зовут Толик, объяснит им, что его послала турфирма срочно забрать их. «Потому что идет большая гроза», - говорит он, а дворник ритмично смахивают со стекла стекающие капельки. За окном сверкает молния. В автобусе очень удобно и тепло. Кто-то мажет бутерброд, кто-то просто прильнул к окошку. Разговоры по-прежнему не слышны. Говорит один лишь водитель, настоящий балагур Толик, пытается развлекать подутихших людей. Белозерцы остаются далеко позади, за мощным облаком из пыли и дождя, багровеющего в огненных вспышках. Сильная гроза...
Белозерцы остаются позади. Но люди все равно вспоминают то, что сталось с ними за эти дни. Каждый увозит что-то свое, сокровенное, воспоминание, которым они не готовы поделиться с кем-то еще. Очень уж оно странное. Как те угловатые тени, что мелькают вдоль ночной дороги...
...Одна из таких теней как раз нависла над Валерием, и он, не глядя, разрядил в редеющую тьму ружье. Что-то застонало и шарахнулось прочь, но он даже не обернулся. Дождь хлестал его по лицу, стекал на широкую грудь, рубаха уже была вся мокрая. Но это его не останавливало. Он пришел поохотиться и вернется только с добычей. Сзади покорно плелась Алла, он вел ее на веревке за собой, чтобы не потерять. Она не реагировала ни на что, ни на шорох, ни на выстрел, ни на величественную грозу над ними. Безумная дура.
«А сам-то ты кто?..» - ласково спросил его ехидный внутренний голосок. - «Идешь на озеро, к мертвой бабе. Охота, как же! Совсем сбрендил?..» Но он упорно сжал губы и ничего не ответил этому предательскому «вещуну» внутри себя, преодолевая шаг за шагом по мокрому, похрустывающему песку. Он снова был на берегу озера. Он делал то, что было должно. Он знал, что вся его жизнь до приезда в Белозерцы была ничем, тленом. И только сейчас он, наконец, жил по-настоящему. Адреналин в крови перехлестывал через край. Все просто - или он, или его. Как в старые добрые времена, которые он, по несчастью, не застал, родившись слишком поздно.
- Я привел тебе добычу, живую! - зычно выкрикнул он в пустоту, потрясая веревкой, на которой была привязана Алла, высвобождая ее, - Выходи, чертова тварь!..
...Утопленница не заставила себя долго упрашивать, бесшумно выскользнув из-за спины. Ее движения были дергаными, неровными. Та гнилая дырка, что была у нее вместо рта, жадно разевалась. Казалось, она улыбалась, и она, нет, не была приятной, эта улыбка.
Он выстрелил, но пуля разорвала пустоту перед ним, поскольку тварь двигалась чертовски быстро для мертвой. И уже вцепилась в его ногу. Он упал, они оба покатились по песку, живой и мертвая, сцепившись в жестоком объятии. Но песок далеко не везде представлял из себя твердую почву, он перешел в стылую воду, и тела скрылись под нею, точно растворившись. Мгновение - и никого нет. Только стайка пузырьков на поверхности.
Алла стояла и просто смотрела. Казалось, ее взгляд стал осмысленнее, губы слегка подрагивали. Смотрела, как гибнет ее муж. И она остается совсем одна, в этом страшном месте, где шушукающиеся тени сгущались за ее спиной.
Но затем появилась одна рука. Мужская. Она сжимала ружье. Валерий вынырнул из воды, словно могучий гигант, лицо все покраснело от напряжения. Он нагнулся, но каждое движение давалось с огромным трудом. Потому что на спине его висела утопленница. Она тянулась к его горлу своими склизкими присосками, торчащими из чернеющей дыры на месте лица.