Тем более, завтра его ждет сложный день — ему придется провести его с сыном. И по этой причине ему было некомфортно и даже страшно.
Суета сует
Катя вытянулась на шезлонге, как кошка, и спряталась от утреннего солнца. Всего девять утра, а так жарит!
Слева от себя заметила заинтересованный взгляд знойного красавца.
Ох уж эти итальяшки! Катя наблюдала за этой нацией и заметила, что русский мужик никогда не начнет утро с укладки волос или избавления растительности в носу. Не то чтобы Катю раздражали красивые мужчины, но почему-то сейчас ей было неприятно видеть, как парень, который уже час пытался обратить на себя внимание, грациозно поднялся со своего топчана и принялся намазывать свое шикарное мускулистое тело маслом для загара.
На телефоне высветилась надпись нового письма: «Как клубника?»
Катя засмеялась легко, непринуждённо и поймала себя на мысли, что ей хорошо. Вот прям сейчас — очень хорошо.
Давно такого не было. Два года. А может и все сорок два?
Она часто думала: а любила ли она Олега? Вот так, чтобы как в сладких романах, до обжигающих мурашек? До потери сознания? До подкашивающихся ног?
Нет. Не было такого.
Олег появился в ее жизни 1 сентября, и она, как маленькая мама, упорно принялась за его воспитание: старательно учила, проверяла домашнее задание, заставляла мыться, стирать и гладить белье.
Олег понимал, что совсем не ровня ей, но ему так хотелось дотянуться до этой светлой девочки и стать ей лучшим другом. Поначалу было очень сложно. Ведь раньше никому до него не было дела: отец и мать вечно в пьянках, мальчик рос как многолетний сорняк. Олег сам себе добывал еду и одежду, и его никто раньше не контролировал и не заставлял делать то, чего ему не хотелось. Когда появилась Катя, он сначала не понял зачем ему заниматься? Зачем ему учиться на отлично? Для чего постоянно следить за собой и выглядеть как франт? Ведь можно дружить и так? Но когда ее шоколадные глаза лихорадочно блестели, а в них загорались яркие черные точки злости, он терялся и уступал:
— Хорошо, Кать, я все сделаю. Обещаю. Сейчас приду домой и сяду за русский, и математику, и даже историю прочитаю, честное слово!
— Ты целый день играл в футбол! — она топала ножкой.
— Ребята попросили постоять на воротах, ну не злись, все, я уже сел за уроки. Завтра будет пятерка, вот посмотришь!
И действительно была пятерка. Он никогда не обманывал ее, не обижал.
Никогда.
До того момента, пока она не узнала, что у него есть другая семья и две дочки…
Катя опять улыбнулась сообщению Марка «Как клубника?» и, не медля ни секунды, ответила: «Вообще не нравится. Такая красивая, мытая, сочная, кто-то ее даже маслом для загара смазал, и она сверкает на солнце, а вот пробовать совсем не хочется».
Марк прочитал сообщение и рассмеялся в голос.
Откинулся на спинку кресла и с улыбкой на губах продолжил пялиться в телефон. Ну вот что ей ответить? Очень хотелось пошутить. Или выдать что-то умное, высокоинтеллектуальное. Но он продолжал лыбиться и ничего путного придумать не мог.
«Как там наш мальчик?» — получил еще одно письмо от нее.
На это он смог быстро набрать ответ, хотя прекрасное настроение бесследно улетучилось: «Встал в шесть утра и вместе со мной поехал в офис. Пытается войти в курс моего бизнеса. Думаешь, получится?»
Катя долго не отвечала. Потому что не знала, что ему написать. Она не верила, что такие избалованные мальчики могут исправиться. Нет, к сожалению, он обречен. И Марк тоже. Не спасет этого капризного парня пылкая любовь, которую он придумал. Он все равно останется тем же баловнем судьбы, которому все можно. Да, сейчас ему не дали поиграться с понравившейся игрушкой, с симпатичной куклой по имени Катя, но, наигравшись вдоволь, он ее забросит. И хорошо, если не поломает.
«Я не знаю, что вам ответить. И поддержать хочется, и не обидеть…» — ответила, а самой тревожно стало.
«Обидеть? Тем, что я его профукал?»
Марк действительно профукал сына. По-другому никак не назовешь. И ему от этого было больно. Даже самому себе не хотел признаваться, что как только сын родился, Марк сразу почувствовал, что это не его ребенок. Каких-то особых изменений в жене он не наблюдал, но нутром чуял — у нее есть другой.