К вечеру мы достигли вершины. Помню, у самого её подножья, я неудачно поставил ногу на выступ и чуть не соскользнул вниз, реакция брата меня поразила, он шел первый и словно почувствовал, что вот-вот случится беда. Джули так быстро натянул веревку, что просто не позволил мне съехать, более того, этот мерзавец даже успел пошутить: «Куда собрался? Волшебные сады в другом направлении!». Разноцветные очи сверкнули безжалостным азартом, свойственным только настоящим альпинистам.
Вершина оказалась сногсшибательной, в прямом и переносном смысле. Дул ледяной ветер и мы еле могли удержаться на ногах. Воздух стал тяжелый, а тело словно обленилось, не желая подчиняться командам, однако, глубоко синее небо и игрушечный мир под ногами затмевали все негативные чувства. Это была наша первая, совместная победа, первый шаг к большому альпинизму. Сейчас, по сравнению с тем гигантами, которые мне покорились, Гросглоккнер кажется обычным холмом.
Волшебных садов мы так и не увидели, возможно из-за того, что вершина окрасилась в нежно-розовый цвет, когда я с Джули был на полдороги к подножию, зато мы увидели гнев мамы, вернувшись через несколько дней домой. Отлупить нас как раньше, она уже была не в состоянии, тем не менее, пришлось изрядно поуворачиваться от сосновой оглобли, заблаговременно припасенной для приезда любимых детишек.
Жизнь шла своим чередом, мама вскоре познакомилась с дядей Хансом, работающим Альпийским проводником. Свел их вместе Джули, с которым Ханс вместе возвращался из гостиницы. Через полгода он стал нашим отчимом, но что более важно, наставником по любимому делу, отныне, в горы мы ходили втроём. При восхождениях Ханс был очень похож на покойного отца, по характеру- это два разных человека, но по повадкам, по манере двигаться и принимать решения они не сильно различались.
Тридцать третий принес перемены, к власти в стране пришел Энгельберт Дольфус, фашистский прихлебатель. Организация, в которой состояли мы с тетей Мартой стала официально запрещена. «Союз обороны» ушел в подполье. Спустя год, в Вене вспыхнуло восстание, после того, как боевики Хэймвера устроили обыск в штаб-квартире организации. Многие тогда и в Граце вышли на митинг, но благодаря подонку Дольфусу, он закончился побоищем. Чтобы подавить восстание в столице, была привлечена армия, такие же средства применили и к моим землякам. Несколько хороших знакомых были застрелены без суда и следствия. Через четыре дня к нам заявились жандармы, арестовали меня и тетю Марту. Как не препятствовали родные, ничего сделать не удалось. Нас посадили в автомобиль и повезли в неизвестном направлении. Вот тут я испытал второе потрясение в жизни, после смерти папы.
Мы сидели втроем на заднем сидении: жандарм посередине с автоматом на коленях, мы по бокам. На одном из поворотов, машину остановил патруль. Один из незнакомцев подошел к водителю проверить документы, другой, как бы, невзначай, пытаясь прикурить, уронил спички на дорогу, прямо перед автомобилем, кинулся их поднимать. Когда он выпрямился во весь рост, в руках его оказался револьвер, доли секунды, хлопки, и со стоном жандарм повалился на меня. Человек, проверявший документы, уже убрал оружие в кобуру и, открыв дверцу, протянул руку тете Марте. Я был в таком шоке, что даже сначала не осознал произошедшего, но больше всего удивило поведение тетушки, она не кричала и не паниковала, словно ситуация, в которую попала, была обыденностью. То, что на глазах погибло трое человек ничуть её не смутило.
Меня вытащили из машины и поволокли в ближайшую подворотню, там тетя вцепившись мне в плечи, заговорила, в то время как двое жандармов убивших своих товарищей, покорно ожидали в стороне. Её взгляд был столь же холоден, как вершина Гросглоккнера. Я хорошо помню те слова.
— Себастьян, больше ты не можешь тут оставаться, все кончено, у тебя только один шанс выжить, я помогу перебраться через границу в Чехословакию…
— А как же семья, Джу…— только и успел я возразить, как получил мощную пощечину.
— Их больше для тебя нет, если хочешь остаться в живых, не перебивай, чтобы не случилось, будь мужчиной, достойным своего отца! — тетушка улыбнулась и поцеловала меня в щеку,— прости, что я тебя во все это втянула…
На следующий день меня переправили через границу, всё это время в голове крутились те три жандарма, вот еще вчера утром их жены провожали на работу, а детишки кидались в объятия с любимым папой. Теперь они все мертвы, погибли из-за меня… Тогда я и не догадывался, что добрая, веселая тетя Марта была далеко не последним человеком в «Союзе обороны». Пока я состоял в партии, пересекались мы с ней редко, знал лишь только, что работала она в подпольной редакции журнала. На деле, мне до сих пор не известно, кем же тетя на самом деле была, да и тогда, в подворотне, видел её в последний раз.