У школьников было дистанционное обучение, ибо вирус обнаглел уж совсем. Это было даже хорошо! А что? Лежишь себе, слушаешь двадцатиминутные уроки с выключенными камерой и микрофоном и кайфуешь!
И никто не видел, что творилось на голове у Славы…
Первыми возмутились отец и бабушка, мол, фигню какую-то сделал! Осуждения эти были мягкими, воспринимались просто как личные мнения. Далее последовала недавно появившаяся у Славки девушка:
– О… – издала она и легонько коснулась волос.
– Мне идет? – спросил он с улыбкой, на что получил покачивание головой из стороны в сторону с опущенными губками.
Его друг, Максим, расхохотался, увидев своего товарища с таким окрасом, но осуждать не стал… разве что пару раз спросил, не является ли Слава геем. Ну, и стал делать мемы, относящиеся к покраске.
В душе зародились раковые клетки боли, пока неощутимые.
Когда всех юношей десятых классов вызвали на медкомиссию в военкомат, Слава уже насторожился, как отреагируют некоторые его одноклассники?
– Ух ты!.. – негромко сказал Влад, как всегда глядя добрым взглядом.
– Слава… – чуть не расплакался Никита.
– О! – удивился Кирилл, после чего принялся тыкать волосы, говоря, что ему просто хочется и даже нравится это делать; Слава и не возражал.
– А это что-то значит? – это спросила уже врач, которой доверили проверку слуха у юношей.
– Да нет, – ответил Слава, – сделал для того, чтобы было, что вспомнить. Для опыта…
Рак разрастался…
Неожиданно для всех закончился дистант, все вышли в школу и…
Шок и недоумение прослеживались на лице каждого. Взгляды, насмешки, осуждения, вопросы, подколы… Почти каждый считал своим долгом что-то да сказать Славке насчет покраски волос.
И рак рос, болел все больше.
Простое решение, простой прикол, который человек осмеливается сделать лишь раз в жизни, кардинально изменил все. Славу перестали первым брать в команду на физре, девки продолжали засматриваться, но уже с иной целью…
Больше всех отличилась учительница по математике, которая до наступления нового года была отличным преподавателем в глазах Славы. Эта – он не боялся ее так теперь называть – дура стала проявлять ненависть к нему, с ее стороны появились насмешки…
И тут Лена всплыла со дна и начала задавать жару (конечно, теперь и не только девочки-подружки были на ее стороне), отныне ее слова звучали гордо и на смех поднять Славу стало простейшей задачей:
– Эй, Слав! – окликнула она его, потягивая рукава розовой блузки. – Какой цвет следующий, синий, зеленый?
– Нат-натуральный… – ответил он, не смотря в ее сторону.
– Да расслабься, Слав, нечего меня бояться, – произнесла она с улыбкой. Ей это придало дозу уверенности, ее подругам рядом – смеха, а Славе… боль.
Это было ужасно. Это было просто отвратительно.
Слава растолстел, бросил секцию по кикбоксингу из-за насмешек со стороны тамошних ребят. Теперь он сидел на скамейке на физре не из-за того, что был «имбой», а потому что «играть не умел». Теперь на каждое его высказывание находились контраргументы:
– Этот чел делает хрень, а не музыку! Как его можно вообще слушать? Слова непонятные, бит один и тот же…
– Тебе ли не решать, что слушать другим!
Еще удар:
– Эта футболка будет стоить не дороже ста рублей, если тупо убрать логотип…
– Тебе ли не решать, что носить другим!
И куда делся тот чин? Тот почет? Почему все разом отвернулись от подтянутого… толстого, заикающегося Славы с розовой башкой?
Даже время, которое унесло яркость оттенка волос, не смогло дать окружающим привыкнуть к необычному образу семнадцатилетнего парня. Какой-то тряпкой он стал не только для окружающей массы, но и для самого себя.
Он превратился в изгоя только из-за «для опыта» раз и навсегда.
Он заболел душевным раком последней степени.
Он находил утешения лишь в текстах старых песен его любимой группы из Мемфиса (слушать калифорнийскую группу он больше не мог из-за напоминаний о том дне, когда показал фотографию одного из пяти участников) и погонях по солнечным улицам альтернативной версии Лос-Анджелеса в известной видеоигре.
Однако, не смотря на все эти муки, краску он не смывал.
Настала весна, волосы все так и имели неестественный цвет. За это время Слава наслышался всякого. Например, от отца:
– Понимаешь, я-то знаю, что у тебя с головой все в порядке, но другие – нет! Они на тебя будут смотреть и думать, что у тебя в голове тараканы бегают. Вот представь: я, сорокалетний мужик, покрашусь в розовый, что тогда подумают остальные? А представь, ты такой на работу придешь устраиваться? К нам, кстати, приходил один. У него то ли уши были проколоты, то ли тоже крашенный, неважно. Его из уважения послушали, сказали: «мы перезвоним», а потом ржали над ним! Ну представь такой бы работал у нас на предприятии! Это ж вообще, что у человека должно в голове твориться, чтобы будучи взрослым такое с собой сделать?