Гастон внимательно посмотрел на прокаженного и на молчаливых и таких не по–детски серьезных ребятишек, и сделал шаг навстречу.
– Ты дома, святой отец, ты дома… – дрожащим голосом проговорил Гастон, протягивая навстречу уцелевшую руку. – Ты всего в двух милях от Кронбурга, а перед тобой… Принц Гастон, его владыка.
Из груди старика раздался то ли смех, то ли плач – его плечи мелко затряслись. Он облегченно вздохнул и сказал:
– Ну все, детки, вот мы и дома! С Его Высочеством мы не пропадем… Он – муж достойный, точь–в–точь настоящий король из сказки… Ступайте! – прокаженный подтолкнул детишек в спины и они робко зашагали навстречу страшному высокому дяде с седой как лунь длинной шевелюрой, изрезанными глубокими морщинами лицом.
Гастон присел на корточки и ласково обнял детишек – он так мечтал иметь своих! – и расцеловал их в бледные щечки. Дети заплакали, а Гастон ласково произнес: «Все хорошо, все хорошо, теперь все хорошо», поглаживая их по головкам.
– Святой отец! Идемте со мной, я проведу Вас в замок – там Вас ждет достойный уход и лечение!
– Какое там лечение! – обреченно махнул рукой старик. – Пол лица сгнило, нос провалился, глаза нету… Да вокруг все – камнями кидают да палками… Насилу дошли! Лишь бы детки спаслись, а мне уж одна дорога осталась… – просипел старик.
Но Гастон, нахмурив брови, быстро подошел к старику и силком взял его под руку.
– Хватит с нас смертей! Хватит! И так почти никого не осталось! Феи помогут. Проказа излечима.
– Правда, милок? – в голосе старика мелькнула робкая надежда.
– Правда, отец. Только придется Вам чуть–чуть подождать тут. Я встречаю здесь кое–кого, а потом все вместе отправимся в город… Точнее, в то, что от него осталось… – голос Гастона снова дрогнул.
Ждать пришлось недолго. Вскоре где–то недалеко за поворотом – как раз откуда вышел прокаженный священник с детьми – весело зазвенели бубенчики и показалась целая кавалькада прекрасных коней. Такой кавалькады Целестия, наверное, не видела еще никогда, да, может быть, и не увидит никогда больше!
Впереди скакали три белоснежные лошади, на которых восседали золотоволосые девушки в пурпурных туниках и прозрачными крыльями за плечами. За ними – еще три, но уже черные как смола коня, на которых ехали – черноволосая, зеленоволосая и пепельноволосая красавицы. В третьем ряду, в центре, ехал высокий молодой человек с коротко стриженными темно–русыми волосами и в черной бархатной куртке с серебристыми узорами и длинном рыцарском плаще. По правую руку от него – черноволосая юная девушка в темно–синем платье, а слева от молодого человека – печальная золотоволосая девушка в королевской короне на голове, сзади и спереди которой сидели два плюшевых зверенка и обнимали ее за талию. Кавалькаду завершал длинный ряд золотоволосых, черноволосых и зеленоволосых красавиц, составлявших свиту главных наездниц.
Несмотря на радостный звон бубенчиков, они были печальны, тихи, задумчивы. Все, кроме трех – черноволосой красавицы в во втором ряду, а также юноши и девушки в третьем, бросавших друг на друга влюбленные взгляды. Но они старались не выражать свою радость открыто.
Гастон взглянул на них, и его мрачное белое как полотно лицо просветлело, особенно при взгляде на черноволосую красавицу. Он галантно поклонился и направился к дамам. При его приближении, кони, как по команде, остановились.
– Pax vobiscum, sorores pulchres! – произнес на феином языке Гастон, еще раз поклонившись. – Рад приветствовать Вас снова в своих владениях, как законный принц Кронбургский. Особенно рад видеть и Ее Величество, и своего товарища по оружию. Вижу, он уже предвкушает брачную церемонию!
Асмунд покраснел и отвел взгляд от Милены – ему было стыдно за столь очевидно проявленные чувства посреди всеобщего траура. Чтобы скрыть смущение, он быстро спрыгнул с лошади и бросился к Гастону, чтобы припасть перед ним на колено и поцеловать перстень на протянутой руке, как и положено вассалу, но – Гастон с радостным смехом обнял Асмунда, как своего брата, единственной уцелевшей рукой.
– Я рад, что ты выжил! Честное слово, сынок… – и глаза Гастона наполнились слезами.
«Что–то в последнее время часто стал я плакать – мелькнула в голове Гастона беспокойная мысль. – Наверное, старею… А ведь так много еще предстоит сделать!»
– Ой! – вдруг раздался пронзительный крик Асмунда за плечом Гастона. – Ой! – и сильные руки оттолкнули его от себя. Не успел Гастон понять, в чем дело, как Асмунд уже бежал куда–то. Гастон оглянулся и увидел, что его боевой товарищ с радостным смехом заключает в объятия и целует детишек, крепко прижимая их к груди.
– Грета! Гансик! Родные мои! Род–ны–е!!! Но, о, Создатель, откуда же вы тут взялись?! Где же вы пропадали?! Отец Эйсмер! Вы?! – Асмунд опустил на землю детишек и медленно подошел к прокаженному – по щекам молодого рыцаря текли слезы.
2.
Вечером, в главной трапезной зале Кронбурга – замок, в отличие от города, благодаря мужеству защитников и вовремя выпавшему Розовому Дождю, уцелел – накрыли столы. Доисторический камин был жарко натоплен дровами – климат с каждым днем становился все холоднее.
Официальным поводом для сбора были поминки погибшего короля, Роланда 500–го. Его портрет в черной раме висел прямо над главным столом, рядом с королевским гербом – черным орлом с распростертыми крыльями на белом фоне.
Другим, не менее важным поводом стало бракосочетание сразу трех пар – принца Гастона и ночной королевы Коры, Люка и морской девы Марины, сэра Асмунда и приемной дочери и наследницы Коры Милены. Три свадьбы решено было сыграть в один день с единодушного согласия женихов и невест. Ждать никто не хотел, а праздновать пышную свадьбу в эпоху всеобщего траура и скорби не представлялось возможным.
Впрочем, влюбленным это нисколько не мешало. По их пылким взглядам, смущенным улыбкам и пунцовым щекам были понятны их чувства. В самом деле, для любви – настоящей любви – не нужны пышные балы, пиры и увеселения. Главное для влюбленных – поскорее стать по–настоящему одним целым, «одной плотью», как говорится в Писании, а как именно это произойдет – совершенно неважно.
Во главе главного, покрытого королевским пурпурным полотном, стола были установлены два золотых королевских трона с изображениями львов, раскрывших свои пасти на ручках, но один из них пустовал. А на другом сидела белая лицом как снег, притихшая и увядшая, как замерзшая на холодном зимнем подоконнике роза, Ее Величество Королева. Ее невидящие глаза уставились в тарелку, к содержимому которой она даже не притронулась.
Слева от нее сидел принц Гастон, в бело–черных одеяниях рыцарского ордена «Черных Камней». Рядом с ним – Кора – в роскошном черном бархатном платье. У пустующего трона сидел Люк – в зеленом костюме лесного охотника, а справа от него – русалка Марина, немного неловко себя чувствовавшая в таком рафинированном обществе и все время робко прижимавшаяся в своему избраннику. Она была облачена в полупрозрачное зеленое платье, с изумрудным ожерельем на шее и изумрудными же сережками в виде морских коньков. На лице Люка была надета повязка, скрывавшая отсутствующий правый глаз.
Милена сидела слева от Коры, а дальше – Асмунд, под столом державший ее руку в своей ладони, красный как рак. Три пурпурные феи и Жемчужно Белая сидели справа от Морской Королевы Лоры, которая расположилась справа от Марины. Рядом с Асмундом посадили не по-детски молчаливых Грету и Ганса – отмытых, в новеньких одеждах, приличествующих торжественному событию. Далее – крылатые дети Королевы вместе с неизменным педагогом Осленком. Котенок и Щенок стояли за троном своей Хозяйки, в любой момент готовые прислуживать за столом. Справа от пурпурных сидели принц Алоис с супругой, совсем недавно разрешившейся малышом, а вот отец Эйсмер начисто отказался сесть рядом с такими важными персонами и, отговорившись болезнью, занял место среди гостей.
Слуги неторопливо разливали вино, пиво, темный эль и мед, уцелевшие в глубоких подвалах замка, раскладывали мясо, хлеб, овощи и фрукты – одним словом, было чем поживиться! Простые мужики – солдаты уже давно работали челюстями и чокались за помин души несчастного монарха и за здравие молодых, оголодавшие дети уминали за обе щеки мясо – дармовое фруктово–овощное изобилие уже перешло в область легенд, а женщины и девушки еле слышно перешептывались, боясь нарушить благоговейную траурную тишину.