3.
Свет заполонил всю залу, даже пламя огня в камине исчезло, словно растворилось в нем. Многие люди упали на колени в испуге или в благоговении. Но свет этот сильно отличался от того, каким разило своих врагов беспощадное Непобедимое Солнце. Тот свет был жгучим, палящим, убивающим, как пламя солнца в мертвой пустыне. Он подавлял волю и разум. Свет же, исходивший от добродушного лица и глаз отца Эйсмера, был ласковым, теплым, добрым, как свет весеннего солнца, дарящего всему миру жизненную силу, пробуждающего силу любви и плодородия, как свет, который источает лицо любящей матери, ласкающей свое дитя. От этого света у всех из глаз хлынули слезы – но не слезы боли, а слезы умиления и тихой радости.
Сколько продлилась эта немая сцена, не знал никто, так как время в тот момент словно остановилось. Мгновения душевной радости и мира были так сладки, что каждому хотелось, чтобы это состояние продлилось еще хоть чуть–чуть, но… Свет постепенно становился все менее ярким, и вот уже сквозь него стали проступать силуэты мебели, обстановки, людей…
А потом отец Эйсмер не торопясь подошел к Эсмеральде, обнял ее и стал нежно гладить по мягким золотистым волосам, как когда–то она сама делала с Принцем, и Фея все больше и больше успокаивалась.
Первым очнулся от солнечного восхищения Асмунд. Он, как ребенок, с широко открытыми глазами уставившись на нового отца Эйсмера, проговорил:
– Значит… в Бергстадском храме, с самых пеленок, я, получается, был рядом с самим Создателем!? И когда подсовывал тебе лягушек и ужей в ботинки? И когда прятался в твоем доме за занавеской от мальчишек, которые меня обижали? И когда тайком таскал из шкафчика вкусное вино, припасенное для таинств? И когда…
Отец Эйсмер добродушно улыбнулся и, оставив уже успокоившуюся Эсмеральду, ласково потрепал Асмунда по непослушным волосам.
– И так, и не так, мой мальчик. Я вечно пребываю с каждой сотворенной мною душой и, конечно же, был тогда и с тобою, все верно, но только вот отец Эйсмер был тогда другим, настоящим, и – уверяю тебя – про ужей и вино он знал и нисколечко на тебя не обижался! – и по–мальчишески весело подмигнул Асмунду.
– Но как же тогда…
– Отец Эйсмер погиб, как и твой отец, на той злосчастной ярмарке, вместе со всей своей семьей… Но перед смертью, в последнее мгновение, он воззвал ко Мне, чтобы Я не оставил сирых и убогих детей его прихода, и Я… Я просто не мог ему отказать! Я всегда исполняю то, что просят чада мои от всего сердца… Так что пришлось Мне какое–то время походить в его образе! Он охотно уступил мне свое тело… А иначе, как ты думаешь, удалось бы почти беззащитному каравану беженцев так далеко уйти целым и невредимым? Удалось бы твоим малышам спастись? Не удивило ли тебя, почему это вдруг Гастон со своей доблестной дружиной оказался в нужное время и в нужном месте?
– Но ведь многие погибли… – грустно выдохнул Асмунд, вспоминая свою мать и отца.
– Они не погибли. Они только заснули и ждут пробуждения – в новых мирах, на новых планетах и звездных системах, которые Мне предстоит еще создать… Ведь Я – Создатель – не забывай это! – Мое самое любимое дело – творить и давать жизнь тому, что еще ею не наделено!..
– …Собственно, тут мы и переходим к основной причине Моего к вам визита. Азаил! А ну, вылезай из своей щели – не вечно же тебе теперь тараканом ходить! – голос Создателя сделался строгим, властным, не утрачивая при этом прежней теплоты и ласки – так говорит любящая мать со своим непослушным сынишкой.
Создатель властно простер руку и, нехотя сопротивляясь, дрожа всеми лапками и усиками, на середину залы выполз насекомообразный Азаил. Наверное, если бы у него были руки и веки, он бы зажмурил глаза и закрыл их руками, но у него не было ни того, ни другого, а потому от стыда Азаил готов был провалится под землю. По собранию пробежал ропот отвращения. Кое–кто даже плевал в него, а какие–то дети залились издевательским смехом, по толпе прошел шепоток: «Ну и уродина!», «фу, какая гадость!», «страхолюд, спаси Создатель!» или просто многозначительное «фу–у–у–у–у–у!» Стелла стыдливо отвернулась, не в силах смотреть на такое уничижение некогда славного Демиурга.
Но Создатель воздел руку и все стихло.
– Ну что, Азаил, горе ты мое, не надоело тебе еще чудом–юдом ходить, народ пугать да смешить?! – и покачал головой, словно мать, которая журит малыша, пришедшего домой грязным с головы до ног.
– Надоело–сссс… А ш–ш–ш–ш–ш–што поделаеш–ш–ш–ш–ш–шь–ссс… – зашипел он, робко подрагивая усами – вибриссами.
– Говорил же Я тебе тогда – не лезь в эти пещеры, примирись с женой! Ну кто тебя заставлял кровь невинную проливать, а?! Сколько зла наделал, сколько слез пролил! На тебя очень многие души жалуются, требуют возмездия, между прочим!
– Вс–с–с–с–с–с–се она–сссс, подлая лгунья–сссс, вс–с–с–с–с–е она–ссс, со с–с–с–с–своим выводком–сссс… Дура! С–с–с–с–с–самодура–сссс! – зашипел, роняя зловонную слюну Азаил, указывая лапкой на красную от стыда Стеллу.
– Начинается… – разочарованно развел руками Создатель. – Какую тысячу лет выслушивать одно и то же! Никакого – даже Моего! – терпения не хватит! Ну, если так пойдет и дальше, сделаю так, как Меня просят обиженные тобой души – на веки вечные останешься тараканом!
– Нет–сссс! Помилуй–сссс! – взмолился Азаил, подняв лапки на манер богомола.
– Ах, так…
– С–с–с–с–с–с–сожалею–ссс! Крови много пролил–ссс, душ–ш–ш–шшегуб–ссс… Ра–с–с–с–с–скаиваюс–с–с–с–сь! – из фасеточных глаз чудовища потекли зловонные слезы.
– Прости его, Создатель… – словно очнувшись ото сна, пропела тихим голоском Эсмеральда и припала к руке псевдо–отца Эйсмера. – Он за все уже заплатил сторицей. Его страдания давно превысили страдания всех его жертв… – и сама заплакала от жалости. – В глубине души он добрый, просто гордый очень…
– Это я во всем виновата! – сказала Стелла, подходя к Создателю. – Я так хотела сделать мир лучше, а он… Он казался для меня помехой…
– А я превысила свои полномочия, я повинна в той резне у входа в Астрал! – воскликнула Жемчужно Белая Ариэль. – Мы все виноваты не меньше его! Я много думала об этом там, в уединении, посреди Хрустального Озера – нас всех испортила власть над этим миром! Мы все плохо выполняли Твою святую волю… – и Жемчужно Белая воительница зарыдала как девчонка.
– Ну что ж… Думаю, этого достаточно, – Создатель сам вытер слезы рукавом рясы. – Я милую и Азаила, и оставшихся в живых его соучастников, как милую Я и их жен. Первым будет возвращено их прежнее величие, а вторые будут навсегда избавлены от проклятья вечного одиночества! Все согрешили и все будут помилованы – грядет новая Эра и ничего из старого хлама обид и зол не должно перейти туда, не должно!
– Ну а теперь… Пусть сбудется Мое Пророчество, которое Я открыл через Азаила. Люцифер, подойди сюда!
Люк немного смущенно подошел к Создателю.
– Чашу мне! Быстро! Побольше! Нож!
Котенок и Щенок вдвоем схватили большую чашу, из которой пил Гастон, и подали ее Создателю.
Создатель взял нож и быстрым движением перерезал вены на руке Люка и – золотистая, как солнечный луч, жидкость полилась в подставленную чашу!
Весь зал ахнул! Никогда в жизни никто не видел такой крови у человека! А Азаила просто затрясло, словно в лихорадке.
– Так про–с–с–с–с–сто, так прос–с–с–с–с–сто, как я не догадал–с–с–с–с–с–я! Чис–с–с–с–с–стый с–с–с–с–с–солиум, чис–с–с–с–с–стейш–ш–ш–ш–ший…
Когда чаша была наполнена до краев, Создатель прикоснулся ладонью к ране и она тут же, без всякого шрама, зажила – как будто бы ничего и не было!
– Как же… Гениальный Азаил, сама Премудрость, – улыбнулся Создатель, – и не смог догадаться до того, что у него в руках – его собственное спасение! Чистый солиум – вот кровь моего Избранника, Люцифера – универсальный растворитель, способный полностью очистить твой геном, как вода очищает испачканную грязью одежду, и восстановить тебя в первоначальной красе! Все началось с первой пролитой тобою кровью – и все и закончится пролитой во имя твое кровью! Так пей же, Азаил, но всего один глоток – этого будет достаточно!