Глава пятая
Макс несся на огромной скорости по автостраде, пока немного не остыл и не понял, что ведет себя глупо. Он затормозил у автостоянки и, выключив мотор, с силой ударил руками по рулю. Что, черт побери, он делает? Она же подтрунивала над ним! Ничего трагического. Он забыл, что она всегда любила поддеть его. Он забыл не только это. Забыл, что такое обнимать ее, касаться ее тела, погружаться в нее… Господи! Надо запретить себе об этом думать. Но он хочет ее, хочет обнять, ощутить ее тепло. Он так одинок. Одинок без нее. Неужели он сдастся, откажется от своих чудесных дочек и сбежит из-за этого проклятого чеснока? Нет!
Макс не возвращался.
Джулия сидела у окна, накинув плед, и ждала. Паб уже закрылся, а Макса все не было. А что, если он разбился? В порыве раздражения съехал с дороги и теперь лежит на обочине в канаве с водой.
Сад перерезали полоски света и ослепили ее. Это фары его автомобиля! Хлопнула дверца, зашуршал гравий, и вот он вошел в дом. Она кожей ощутила его молчаливое присутствие.
— Прости, — сказал он.
— Нет, это ты прости, — ответила она, встав ему навстречу. — Я не должна была так вредничать.
— Да это я слишком серьезно все воспринял.
— Нет-нет. Я же знаю, что ты не умеешь готовить, и могла бы тебе помочь, а не бросать одного лишь потому, что ты покритиковал меня.
— Я не критиковал. Я просто спросил. Мне очень жаль, если ты это так восприняла.
Столько извинений? От Макса? Даже не верится.
Она подошла к плите.
— Забудь об этом. Ты ел?
— Я доехал до двадцать пятой автострады, прежде чем пришел в себя.
— Но это же пятьдесят миль!
— Знаю. Но мне нужно было успокоиться. Нелепо, конечно. А ответ на твой вопрос: нет, не ел.
Джулия была готова съесть паэлью, даже если она застрянет у нее в горле.
— Я налью тебе вина?
— Хорошо.
— Красного или белого?
Он иронически улыбнулся.
— Я выпью красного, чтобы сдобрить чеснок.
Она тоже улыбнулась и передала ему бутылку и бокал. Затем сняла крышку со сковородки и сморщилась от запаха, но безропотно разложила паэлью по тарелкам.
Они ели в напряженном молчании, пока наконец Макс не отодвинул свою тарелку в сторону.
— Тяжеловато для меня, — сказал он.
Она положила вилку, улыбнулась ему и соврала:
— Вообще-то я не голодна. Заварить чай?
— Я, пожалуй, довольствуюсь вином, но вот от тостов или чего-нибудь в этом роде не откажусь.
— Сыр и сухое печенье подойдут? А как насчет яблочного пирога?
— Чудесно, но пирог потом, после сыра с печеньем.
Она засмеялась, и вместо злополучной паэльи поставила на стол блюдо, с сыром и печеньем, а яблочный пирог сунула в духовку. Затем налила себе немного вина.
— Прости, я не думал, что ты тоже захочешь.
— Обычно я не пью вина, потому что все еще кормлю девочек, но сегодня… — Она вертела в руке бокал с вином и, встретившись с ним глазами, спросила: — Скажи, почему ты все время злишься? И дело вовсе не в чесноке.
Он резко выдохнул и взъерошил ладонями волосы.
— Не знаю. Наверное, дело в этом месте.
— В коттедже? Но он такой красивый!
— Мне претит сама мысль о том, что ты, моя жена, живешь в доме другого мужчины.
Джулия откинулась на спинку стула и посмотрела на него через стол. Не поторопилась ли она его простить?
— Но мне с детьми здесь хорошо.
— А разве тебе не может быть хорошо в собственном доме?
— Ты имеешь в виду твой дом?
Он вздохнул.
— Нет, твой. Я куплю дом… на твое имя. Я по крайней мере обязан сделать это для тебя, если ты ко мне не вернешься. Пойми, мы говорим о доме для моих детей.
— Я смогу создать дом для твоих детей.
— Да, я вижу — в доме чужого человека, пользуясь его щедростью. Мне это не нравится. Я жить здесь не хочу. Хозяин может вернуться в любой момент.
Джулия задумчиво смотрела на него, потом сказала:
— Наверное, это правильно, что ты хочешь купить дом, потому что Джон приезжает через месяц и мне негде будет жить.
— Ты всегда можешь вернуться ко мне.
— Что? В твою квартиру? Не думаю.
— Мы могли бы купить дом в Лондоне. В Хэмпстеде или Ричмонде[2].
— Или я останусь в Суффолке рядом с друзьями.
— У тебя здесь есть друзья?