– Стой! – скомандовал Клыч. – Давайте, ребята, оба. Пошарьте там внимательнее, поглядите.
Стас и Климов спрыгнули с телеги, стремительно кинулись к входной двери.
Климов завернул во двор. Стас вошел в помещение. Во дворе мирно жевали овес лошади, стояло несколько подвод. Климов подошел поближе, вгляделся. Два огромных воза обтянутых брезентом, приткнулись у самых ворот, лошади из них были выпряжены. Остальные подводы не привлекали внимания, на одной были навалены дрова, на другой сено. Лошадей не было. Оглобли торчали вверх. У конюшни светились огоньки самокруток, разговаривали мужики. Климов подошел к упакованным возам, попробовал поднять брезент. Он был плотно затянут веревками. Но край брезентах треском поддался. Он пошарил рукой, нарвался на что-то мягкое. Перины, что ли? Приподнял повыше брезент – верно, перины: на них спрессованно давила какая-то мануфактура. Он встал на колесо, пощупал вверху. Какие-то пальто, манто, накидки, костюмы. Купец переселяется, что ли?
Он соскочил с колеса, еще раз прошелся по двору. Шарабана на дутых шинах не было. Даже если он завезен в этот вот сарай, его было бы видно. Ничего там не стоит. Шагах в пятнадцати лениво судачили мужские голоса.
– Как королевна сидит, – говорил один, – а посмотришь – ни кожи ни рожи.
– А добра-то, добра, – вторил ему другой. – Я давеча брезент задрал, а там и сундуки, и чего только нет. И посуда, пра слово, царская…
– Лихая, скажу, баба! По нонешним временам да с таким богатством ночью разъезжать…
– А ты тех-то не видал? – у конюшни перешли на шепот.
Нет, шарабана не было. Климов вышел из ворот, на дороге светлой шерстью выделялись лошади. От взошедшей луны силуэты сидевших на телеге были четко вырисованы в лунном сумраке. Стас был уже на подводе.
– Что? – спросил Клыч. – Никого не обнаружили?
– Шарабана нет, – сказал Климов.
– Газу! – крикнул Клыч.
Савраски рванулись. Отдохнувшие лошади резко взяли с места. Огни приближались.
– Сидит какая-то бабенка, – рассказывал Стас. – Хозяин перед ней расстилается, а из углов такие рыла смотрят, что дрожь берет. Как можно сейчас женщине одной ездить?
«Возы, обтянутые брезентом, барахло… – что-то смутно заворочалось в мозгу Климова. Он вспомнил пустую, как нутро гитары, избу Аграфены. – Да разве они могли вывести все на шарабане?»
– А в городе мы его упустим! – вдруг хлопнул по колену Клыч. – Прозевали гада!
– Стоп! – скомандовал Климов и дернул за плечо возчика. – Да стой ты!
– Ошалел? – повернулся к нему Клыч.
– Товарищ начальник! – Климов чувствовал, что глазами своими он мог бы прожечь железо. – Товарищ начальник! Надо обязательно взять эту женщину.
– Ты что? – Клыч пощупал его голову. – Береги, браток, здоровье. От таких переживаний и рехнуться легко.
– Трогать, что ли? – спросил возница.
– Возвращаемся! – приказал Климов. – Товарищ начальник, мы их нагнали. Они на постоялом. Это их возы, – и он, торопясь, рассказал, что обнаружил под брезентом. Клыч секунду раздумывал, потом приказал повертывать. Возчик уже не гнал лошадей. Они не торопясь катили по дороге. Навстречу им тоже двигалось что-то. Клыч всмотрелся. Два высоких воза медленно вырастали из темноты. Когда до них осталось шагов пятнадцать, Климов, не дожидаясь команды, спрыгнул с телеги и побежал навстречу. Первым возом правила женщина в платке.
– Аграфсна Ивановна? – спросил он.
– До днесь Дмитриевной была, – ответила женщина и наклонилась с воза. – От Алексея Иваныча?
– От него, – вдохновенно согласился Климов.
– Ай чего передать послал?
– Встретить просил.
– Ничего, добралась почти. Где сам-то?
– Там, куда собирался.
– Ну и слава богу, – сказала она, – а это кто? – голос ее дрогнул. – Кто энти-то идут?
– Свои, – сказал Климов. – А вас-то куда прикажете сопроводить?
– Как куда? – в голосе женщины зазвенела тревога. – Ай он вам не сказал? Да вы кто будете? – сорвалась она на крик. – Я с постоялого-то без его воли снялась!
Клыч что-то приказал шепотом Стасу, тот пропал во тьме.
– Слезайте, Аграфена Дмитриевна! – сказал Климов. – Угрозыск!
Женщина ударила по лошадям, они рванули, но Клыч одним прыжком оказался впереди и повис на поводьях. Климов сдернул женщину с воза.
– Легавые! – крикнула она тоненько и замолкла.
Климов поднял ее на ноги. Она была небольшая, щуплая, но жилистая. На бледном лице сверкали испуганные глаза.
Подошел Стас.
– Второй воз привязан, – сказал он. – На возах – никого.
Клыч в раздумье остановился перед пленницей.
– Как ее обыскивать? – сказал он. – Баба, поди. – Он обошел ее вокруг. Женщина уставилась под ноги, глаз не поднимала.
– Оружие имеешь? – спросил Клыч.
– Отродясь не носила! – ответила Аграфена глухим голосом и перекрестилась.
– И муженек не носил? – усмехнулся Клыч.
– Ему бог судья, – женщина подняла глаза. – Я тут непричастная.
Луна опрокинула их тени на пыльную полосу дороги. Тени возов и лошадей казались чудовищно огромными. Звякали мундштуками кони.
– Что ж он тебя бросил тут одну ночью, муженек твой? – допрашивал Клыч.
– Не бросил. Завтра велел ехать, спозаранку, а я вот вечером решилась.
– Ослушалась самого Кота?
– Так страховито на постоялом-то, – сказала женщина и поежилась. – Мужики смотрят, по возам шарят.
– Что ж, не знал он этого? – спросил Клыч. – Возы-то с двухэтажный дом.
– Так хозяин-то знакомый, он ему меня на руки сдал.
– А сам куда же?
Женщина промолчала.
– Аграфена, – сказал Клыч, – ты в молчанку не играй. Кровопийце твоему решка приходит. Мы сегодня весь город подымем, а его возьмем. Тогда наравне отвечать придется.
Женщина молчала. Климов стоял к ней вплотную и чувствовал, что она дрожит.
– Людей вместе убивали, – сказал Стас, – теперь вместе и ответят.
– Я к тому непричастная, – сказала Аграфена. – Я никого вместе не трогала.
– А убивал кто?
– Алексей Иваныч на дело с собой брал. Не могла ж я ослушаться.
– Как же, мужняя жена, – сказал Клыч. – Домострой, растуды твою качель…
– Что он велел, то я и сполняла, – опять сказала Аграфена. – А людей не трогала. Мужики своим делом занимаются, а я по хозяйству…
– Что ж из дому-то все забрала?
– Не все… – Она помолчала, потом перечислила: – Котору посуду пооставляла, в сараюшке ободья, колес три пары новых, мешки, мануфактуру – тоже аршин сто сорок.
– Места, что ли, на возах не нашлось?
– И места. Да и Алексей Иваныч говорит: ишшо, мол, вернемся. Все заберем.
– Та-ак, – сказал Клыч. – А куда ж ты спозаранку хотела ехать?
– В Заторжье. – Аграфена крепче закуталась в платок. – Там на Вознесенской у меня сестрица живет в собственном доме, к ней мы…
– Знает она, откуда у вас это добро?
– Откуда же… Думает, что крестьянствуем мы…
– Ладно буду в ступе толочь, – сказал Клыч и шагнул вплотную к Аграфснс: – Где сейчас Кот?
Она вздрогнула:
– Да откуда ж мне знать?
– Говори, баба, на суде зачтется. – Клыч чиркнул спичкой и осветил темнобровое узкоглазое лицо с высокими скулами и сухими, по-старушечьи подобранными губами. Глаза спрятались под ресницы от света. – Только этим и спастись можешь.
Аграфена молчала.
Клыч зажег от первой вторую спичку, вгляделся в женщину.
– Потянет тебя за собой твой Алексей Иваныч. Потом поздно будет прощения просить.
– В Горнах он, – глухо сказала Аграфена, защищаясь от огня спички ладонью. – А где – сама не знаю. Он мне никогда не сказывал.
– Смотри! – Клыч еще немного посветил спичкой и погасил ее. – Соврешь – всю жизнь жалеть будешь. Климов! Садись с ней рядом. Гони к первому посту, звони нашим. Давай-ка, Стае, и ты. Я жду у Тростянского колодца.