Фёдор. Вялотекущие отношения с ним, казалось, сошли на "нет" после того, как три дня назад он демонстративно хлопнул дверью. Фёдор так и не смог понять, почему она хочет ехать с детьми в Москву, а не с ним на Бали. Он бросил напоследок, что на её месте любая девушка прыгала бы от счастья... Она не была "любой".
Конечно же, она его простит. Подуется немного для вида, и простит. Ведь он всё-таки смог понять, переступив через свою гордость, что восьмой "Б" для неё - почти что семья. Да, приревновал, ну, вспылил. А на Бали они непременно слетают, но только потом. Когда поженятся.
Череда уроков промелькнула радостной лентой. Дети оказались на месте все. Словно не было пропаж и усталых милиционеров в холле. Словно утром в учительской она не слышала тревожных новостей. Потом - быстрый рейд по магазинам, ведь, если придёт Фёдор, надо хоть что-то на стол поставить, не вчерашними же макаронами кормить человека с искренними чувствами. И - собрание.
Когда она вошла в класс, присутствовали уже почти все из "её родителей". Были даже те из них, кто никогда на собрания и не ходит, даже те, эсэмэски которым она послала лишь сегодня, на большой перемене. Был даже отец Маши Новиковой, сутулый мужчина в сером стареньком пуловере с мозолистыми кулачищами, на одном из которых явственно виднелась старая татуировка. До этого Наташа видела его лишь один раз, когда он, критически осмотрев её, ставшую классным руководителем тогда ещё пятого "Б" процедил сквозь зубы всего одну фразу, - "Плохо учить будешь - убью". Плохо учить Наташа и не собиралась, но фраза запомнилась.
- Здравствуйте. Надеюсь, остальные подойдут в ближайшие минут пятнадцать, - взглянув на золотые часики, подарок того же Фёдора, Наташа начала собрание. - Я сейчас пущу по рядам листочек, а вы все запишитесь, хорошо?
Наскоро покончив с успеваемостью и деньгами за охрану, она перешла к самому для неё интересному: к предстоящей поездке в Москву, план которой зрел у неё в голове уже не один месяц. Как раз в начале июня, пока ещё никто не разъехался, чтоб всем вместе, классом. Наташа оглядела мамочек, ища глазами среди них ту, которая первая бы согласилась на поездку, потянув за собой и остальных.
- Я поеду, - вдруг поднял руку отец Маши, - Дело стоящее. Москва - она столица как-никак. Не каждый ещё был. Да и за пацаньём пригляжу. С этими охламонами...
Наташа увидела, как сжался кулак Машиного отца, и тоже непроизвольно съёжилась вместе с ним.
-...строже надо. А вы такая воздушная...
Комплимент настолько смутил её, что она несколько секунд буквально хлопала глазами. Впрочем, её заминка прошла незамеченной для родителей, уже живо обсуждавших между собой план предстоящей поездки.
- А в Эрмитаж сводите их? - поинтересовалась вся в веснушках женщина, очень похожая на Ионникова. Раньше на родительских собраниях Наташа видела только старенькую бабушку Миши, сухонькую старушку с вечноподжатыми губами.
- В Третьяковскую Галерею. Эрмитаж - это в Санкт-Петербурге. Если поездка пройдёт успешно, то, возможно, следующим летом.
- Да-да, - засмущалась женщина, - Вам виднее, а я согласная. Если надо помочь чем - вот визитка, звоните, - протянула она чёрную с золотом карточку.
После собрания, когда за последним из родителей закрылась дверь, Наташа забрала из учительской букет и всё-таки отнесла карты в подсобку.
Троллейбус пришёл буквально через пару минут, и в нём почти никого не было. Наташа еле заметно улыбалась и мурчала про себя какую-то детскую песенку. На улице накрапывал дождь, но зонт девушка решила не доставать - на душе было светло и ясно, и даже мелкие капли на лице доставляли удовольствие.
Впрочем, оказалось, что разогналась она совсем даже напрасно. Трижды Наташа разогревала курицу, а Фёдора всё не было. Пару раз она хватала телефон, но тут же одёргивала себя, убеждая не волноваться: "Мало ли, может работа срочная. Если бы не смог - сам позвонил бы". Навязываться было не в её правилах.
Звонок в дверь раздался только в половине одиннадцатого. От Фёдора явственно пахло спиртным, он пошатывался, поводя вокруг стеклянными глазами.
- Ты выпил? - Закрыв за парнем дверь, Наташа помогла ему сесть на диван. - Что-то случилось? На работе?
Вместо ответа, рука Фёдора властно легла девушке на плечи, рывком он притянул её к себе и прохрипел:
- Раздевайся. У меня три дня никого не было.
- Ты что, только за этим пришёл? - Наташа дёрнулась, как от удара.- И цветы на работу?
Она попыталась встать.
- Какие, к чертям? - мужчина скривился, но тут его взгляд выхватил красовавшийся на столе букет. - Цветы, говоришь... - в его голосе появились угрожающие нотки.
- Я думала - это ты, - попыталась оправдаться Наташа, - Вон и записка...
- Ах ты, сучка! - Фёдор схватил её за волосы, притянул к своему лицу и заорал, брызгая слюной:
- Я значит за порог, а у неё новый хахаль! И как он тебя дрючит? Нравится? А ты ему подмахиваешь, да? И вот так стонешь, глазки прикрыв, - "А, а!". Шлюха, блин.
Он грязно выругался, сплюнул прямо на пол и нетерпеливыми руками принялся стягивать с Наташи кофточку, безжалостно обрывая не желающие расстёгиваться перламутровые пуговки.
Наташа уже не пыталась вырваться, смирившись с неизбежным. Она только закусывала губу и уговаривала себя потерпеть. Рано или поздно всё это кончится. Если Фёдор добьётся своего, он ведь успокоится. Должен успокоиться.
Сделав начатое, Фёдор, уже несколько протрезвевший, оттолкнул в сторону Наташу и поднялся с дивана. Он быстро оделся, брезгливо посмотрел на скрючившуюся, лежавшую почти без чувств девушку, и проговорил, слегка растягивая слова:
- Это тебе на до-олгую па-амять о настоящем мужике. По-омни, пока не сбрендишь совсем со своими... ученичками.