Асарису показалось, что во взоре ее можно было прочесть нечто вроде гордости тем, что она болеет недугом, который не описан даже в журнале "Здоровье". "Эдакое замысловатое хвастовство характерно для шизофреников", — промелькнуло в сознании Асариса, и он сказал:
— Вам надо бы обратиться к невропатологу.
— Нет, к терапевту, — твердо ответила Стрейпа, — потому что у меня в такие минуты бывает сердцебиение, дрожат руки и кружится голова.
"При судорогах артерии сердечного венца, стенокардии тоже бывает чувство страха, и именно страх смерти".
— В такие минуты вы боитесь смерти? — спросил Асарис.
— Нет, тюрьмы. Притом самое ужасное, что я довольно долго не могу сообразить, за что меня могли бы посадить. Я тогда стараюсь вспомнить всю биографию, и скажите на милость — у кого в жизни не случалось что-нибудь такое, за что при желании нельзя было бы посадить в тюрьму, хотя бы на несколько дней.
Асарис про себя подумал, что его самого-то не смогли бы посадить в тюрьму даже при большом желании, но Стрейпа продолжала:
— Я тогда вспоминаю, что после войны, когда был лимит на электричество, я два года по ночам заставляла счетчик вертеться в обратную сторону. И в половине девятого мне бывает страшно, боюсь, что меня засудят за это, я дрожу и оглядываюсь по сторонам. В половине шестого я опять вспоминаю, что однажды я купила у какого-то шофера пять кубометров березовых дров, потому что на дровяной площади рынка было пусто и я совсем замерзала. Может статься, что шофер сам купил те дрова, и на меня опять нападает страх, боюсь, что меня привлекут к ответственности за скупку краденого добра. На другой день к половине девятого меня начинает трясти оттого, что зимой я посыпала тротуар солью, и сердце так и колотится — дум, дум…
— Достаточно. Значит, периодический страх и сердцебиение, — прервал ее Асарис. О недозволенных сделках он не желал больше ничего слышать, потому что вспомнил, что сам он позавчера где-то как-то купил подшипник для мотоцикла, который нельзя достать в магазине и числится он только в каталоге запчастей. "Мы, некоторая часть населения, в известной мере еще грешны, — подумал он про себя, — только не все испытывают страх из-за этого".
— Сердце колотится, и с вечера не могу уснуть, — добавила Стройпа.
— Периодически два раза в день… — размышлял Асарис, регистрируя симптомы в своей мозговой картотеке и прикидывая диагноз. — Вот ли у вас каких-нибудь периодических вредных привычек?
— Теперь нет. Вредные привычки у меня были в детстве, когда я каждый вечер грызла ногти. Тогда мне тоже было страшно, как бы не схлопотать от отца по уху. Но ногти я грызла в последний раз тридцать… тридцать семь лет тому назад.
— А все же не совершаете ли вы какое-либо действие повторно дважды в день? — продолжал допытываться Асарис.
— Два раза умываюсь.
— Вряд ли от этого. Чистая кожа как раз способствует сну. Подумайте еще.
— Дважды переодеваюсь. Когда иду на работу и когда возвращаюсь. Но белье я не снимаю, так что это не должно бы вызывать страх, что кто-нибудь увидит меня… ну, голой. Еще дважды… Я дважды пью кофе. В восемь часов и в четыре, но кофе…
Асарис навострился:
— Покупаете в зернах или просите помолоть?
— Покупаю в зернах, так что домашнего помола. Две чайных ложки на чашку кипятка. Уж пить, так пить.
— И давно так пьете?
— Пятый год.
"Это получается по меньшей мере 0,1 кофеина в одной чашке. Четыре раза — примерно 0,5 в день. Страх, сердцебиение возникают через полчаса после приема кофе, когда начинается действие кофеина. Пять лет…"
Персональная электронно-вычислительная машина терапевта Асариса выбросила диагноз: хроническое отравление кофеином, то есть кофе. Но так как диагноз был найден слишком быстро и без усилий, а у пациента и связи с этим могли бы возникнуть сомнения в его качестве, Асарис решил еще побеседовать, чтобы больной остался уверенным, что выяснено все до последних мелочей. И так, выслушивая сердце и измеряя кровяное давление, Асарис продолжал разговор:
— Удары сильные. Давление повышенное. Значит, пьете уже пять лет?
— Да. С тех пор, как умерла моя мать и я начала ходить к Ингелевиц на чашку кофе.
— К Ингелевиц на кофе? Нельзя ли подробнее?
— Ну, к той, которая торгует в киоске у вокзала. Она на одиннадцать лет старше меня.
"Если женщина без причины упоминает возраст другой женщины, то это верный признак того, что она стареет", — отметил психологическую деталь Асарис.