— Неужели я должен еще доказывать, что вы несете вздор? Это же запасной гроб для трактористов и мотоциклистов. — Милиционер, не спуская с меня глаз, поднял крышку гроба. — Ну?
С интересом и с почтением я нагнулся, чтобы взглянуть на привидение, в то же время опасаясь получить костлявым кулаком в нос. Но гроб был пуст. На подушке не видно было даже вмятины от лысого затылка Варнава… Я лихорадочно соображал, стараясь осмыслить отсутствие Варнава. Да!..
Теперь я смело могу утверждать, что разговаривал с настоящим привидением, ибо только таковое может незаметно для всех исчезнуть из часовни, в неизвестном направлении.
— Гроб пуст! Значит, я имел дело с настоящим привидением! — победно воскликнул я.
Под воздействием моей уверенности милиционер медленно переспросил:
— Где же оно живет?
— Это… это такое привидение, которое заключено в каждом из нас, но только после смерти выходит на волю и перечит всем, кому еще при жизни хотелось перечить.
— Привидение законом не предусмотрено. Ему по административной линии взыскание не дашь. Зато вам можно. Ну так вот: оставим это между нами. На первый раз, так сказать. В Союз писателей не сообщу. Ступайте-ка домой, идите навстречу своей судьбе, и пусть вас накажет жена. Но если еще раз застукаю, когда вы пьяный валяете дурака в часовне или на крыше, то будем разговаривать в другом месте. Шагайте!
Идя домой по освещенной луной дороге, я не чувствовал себя ни опечаленным, ни обиженным, ибо не каждому дано увидеть настоящее привидение. Значит, я избранник, по крайней мере, в этом смысле.
Расставаясь с любимым конем
(Запись одного монолога)
Еще в народных песнях говорится, как сильно латыши, то есть мужчины, раньше любили своих коней и гордились ими.
Но сегодня у латышей, то есть мужчин, больше нет коней, которых так любили. Может, их волки съели? Нет, "не вините волков", — пишут в научной литературе: волки воровали только хромых ягнят. Лошадей извел зверь куда более хищный, чем волк, — серебристая лисица!
Так как лошадей, спасшихся от зубов серебристых лисиц и мусульман, осталось мало, а потребность любить какое-нибудь преданное и неболтливое существо осталась, латыши, то есть мужчины, вместо коней любят мотоциклы и автомобили.
Летом 1971 года я слышал монолог, который подтвердил сказанное выше, а также и то, что мы, латыши, и вправду народ поэтов, поскольку даже во второй половине двадцатого столетия способны одухотворять предметы, сотворенные из железа и электричества.
Как-то раз я обедал в городе на террасе ресторана. За соседним столиком сидели двое мужчин, лет по тридцать пять, видать, очень разные по характеру: один, сбросив пиджак, пощипывая бакены, ожесточенно пил разбавленный водкой бальзам, а другой потягивал солодовый напиток. К тому же солодовый напиток на этот раз был вовсе не пивом. Немного погодя захмелевший спустился с террасы и остановился возле голубого "Москвича", который рядом с террасой, как привязанная лошади поджидал своего седока.
Этот лохматый прежде всего нежно похлопал ладонью то там, то тут по машине, будто по загривку лошади или по спине женщины. Затем медленно, как на похоронах, шагая вокруг машины, он произнес следующий монолог:
— Мой голубой ангел, нет, мой конь ретивый, прости, что я продал тебя, но иначе я не мог. Тебе нужен новый передний мост и задние рессоры, новые поршни и другие внутренности. Но, как в газетах миролюбиво пишут, порой все это нельзя достать в магазине. Твой новый хозяин сам шофер, у него на производстве списали твоего разбитого собрата — такого же голубого "Москвича", и из его бренных останков ты получишь все, что у тебя износилось.
Расставаясь с тобой, раскрою тайну твоих предков: ты происходишь от велосипеда! Да, да, от велосипеда и от ранней картошки. В далекой юности я продал велосипед и купил мопед. Продал раннюю картошку, мопед и купил большую "эмку" с коляской. В коляске я возил раннюю картошку и девушек. Молодых девушек и раннюю картошку. Я кормил Ригу и Ленинград ранней картошкой. Но почетную Грамоту за выполнение плана по ранним овощам дали не мне, а огородному тресту… Я продал "эмку", раннюю картошку и купил твоего отца, старый "Москвич". А затем продал твоего отца, раннюю картошку и купил тебя.
Голубой ангел, каким сверкающим ты был десять лет назад! Ни одной царапинки не было на твоих крыльях. На грязезащитных крыльях, я хотел сказать… И на тебе я опять возил обязательную картошку и одну девушку.
Говорят, что ты четырехместный. Да, сегодня. Но десять лет назад ты был всего двухместным. Двухместный и все-таки большой, как спальня. На дворе не девятнадцатое столетие, нет больше сеновалов над хлевами, где можно спать молодым людям, но история цивилизации не терпит пустот — вместо сеновалов изобрели легковые машины. Да будут благословенны легковые машины с откидными сиденьями! И так началось… этой девушке очень нравилось глядеть в окно, чтобы Эрика, Рутыня, Линия, Расминя видели, как она едет на машине и что на ней розовая кофточка. В тебе, голубой ангел, пока не износились поршни, клокотало сорок пять лошадиных сил, но так как вожжи держал я, то девушка в своей фантазии вообразила, что и во мне сила в сорок пять лошадей, и… и вышла замуж за меня, хотя в моих бицепсах билось только ноль целых одна десятая лошадиной силы. В голове было побольше, но это не видно, а чего нельзя увидеть, того нельзя и вычислить.