— Почему вы не наводите порядок? — уходя, любезно осведомился Алнис.
— Это… это неорганизованные беспорядки… очень неорганизованные беспорядки… — вздохнул Липлант.
В автобусе, держа на коленях корзину с желтыми пискунами, Алнис размышлял, как бы в Пентес смыть у них с затылков чернильные пятна, чтобы петушков продавать как курочек, ликвидируя таким образом половую дискриминацию и к тому же зарабатывая с каждого цыпленка по двадцать восемь копеек. Итого он возьмет свой дневной заработок…
Бертул в это время в "Белой лилии" пил чашечку натурального кофе. Белой полотняной диадемы на буфетчице сегодня не было, и во всей красоте открывалась перманентная прическа Мерилин Монро.
— Вы так редко бываете… Наверное, не нравится мой кофе… — вздохнула Анни.
— Очень нравится, но боюсь часто обременять вас. — Бертул опасался, как бы за кофе его не приковали цепью к садовой лопате Анни. — К вашим белокурым волосам очень идет эта прическа. Теперь я вспомнил, где я вас раньше видел!
— Не может быть! В Гауяскалнсе я никогда не лечилась.
— На картинах Хильды Вики, помните, эти роскошные женщины с пышным… пышным…
— Обождите, обождите! Все же еще не видели, потому что там эти дамы были голыми… А этого вы пока не видели. — Анни засмеялась так, что Бертул мог понять: если этого еще не случилось, то могло случиться. — Но истина все же такова — я в этом городе была блондинкой еще тогда, когда ни одной белокурой женщины здесь не было. В понедельник я поеду в район, там завезли босоножки на платформе. Вы не проводите меня?
В тех случаях, когда благоразумные, видавшие виды женщины приглашают какого-нибудь опытного мужчину, они сами оплачивают и счета.
— В понедельник я собирался заняться библиотекой..
— Значит, договорились. — По расходам Бертула Анни правильно оценила его и добавила: — Билеты на автобус я куплю заблаговременно.
В доме культуры Бертул прошел пустой зал, вдохновляясь для предстоящей работы. В бухгалтерии Бока подмигнул ему:
— Сам приехал из Ленинграда.
За столом, из-под стекла которого была убрана немецкая дама в купальнике, сидел неулыбающийся Касперьюст. Рубашка та же, смняя потому что синий цвет он считал наиболее подходящим для руководящих работников.
— Ты ничего путного так и не сделал. Чертов Нарбут тоже не показывается. Нужны новые лозунги, рожь поспевает. Где деньги? — Касперьюст угрожающе поднял нож для бумаг, единственную письменную принадлежность на огромном столе.
— Деньги пока еще в чужих карманах, — признался Бертул, плюхаясь в кресло напротив директора. Только сегодня, разглядывая Касперьюста в профиль, Бертул заметил, что короткие волосы не могут заполнить или скрыть седловидную форму головы директора. — Я обзванивал колхозы и предлагал зал на случаи юбилеев. Будут снимать. Завтра "Волынка" песней разбудит секретаршу исполкома и поздравит с днем рождения. Этим номером мы начнем традицию "Утра дня рождения". Думаю, что дело это понравится и другие станут заказывать и платить по три рубля за песню. На сегодня объявлен вечер отдыха, то есть танцы. На нем я ознакомлюсь с деталями, а в будущую субботу закатим "экспериментальный вечер"! Танцы в парке, потому что летом все любят луга и нежное солнце.
— Ладно… пусть будет, но только так — как-то исключительно! А в фойе нужны портреты передовиков. Набросай проект!
В обед из дома культуры Бертул вышел вместе с Бокой. Дорожка под ветками акаций была выложена коричневым клинкерным кирпичом, ее не выкрошили за десятки лет и тысячи каблуков.
— Вымой и наващивай — дорожка как паркет, — восхищался Бертул.
— Касперьюст затребовал в исполкоме, чтобы кирпич покрыли асфальтом, так, мол, будет современнее… — вздохнул Бока.
— В истории Бирзгале запишут, что директор Кас-перьюст заасфальтировал дорожку. Пути в историю разные. Бывают и асфальтированные, — изрек Вертул.
Он остановился у киоска с мороженым. Подошла и заведующая прачечной Шпоре, та, со строгой выправкой. Бесстрастный взгляд Шпоре остановился прежде всего на жетоне Азанды "От меня можно получить почти все". Азанда, взбивая фиолетовые волосы, подчеркивала, что она не боится Шпоре. Скривив напудренное лицо и передернув утолщенные краской губы, Шпоре потребовала мороженое. Азанда наскребла в вафлю хранимое в бочке с ледяной солью мороженое и поставила на весы. Шпоре молча переводила карие глаза от стрелки весов на волосы Азанды и опять на весы. И чудеса — Азанда будто внутренне сжалась и робко, очень вежливо сказала:
— Пожалуйста…
На что Шпоре, коснувшись языком мороженого, как касторки, буркнула: