Не успела я повесить трубку и перевести дух, как мои дети хором заявили, что им срочно нужен компьютер, потому что Валерику надо писать реферат по какому-то странному предмету, который заменил теперь в институтах историю партии. Называется он сложно, не менее трех слов, причем в каждом институте по-разному. Насколько я могла понять, это компиляция из истории, философии и политической географии. Короче, преподаватель требует реферат, иначе тоже грозит исключением. Самое главное, что слово «писать» в данном случае было не совсем уместно, потому что ушлые студенты давно уже умудрились использовать прогресс в своих личных целях. Для того чтобы получить реферат, надо было просто залезть в интернет и поискать что-нибудь подходящее. Главное, не подсунуть преподавателю то, что он узнает, то есть надо брать материал из других вузов.
Я быстренько нашла зятю нужное в материалах Лесотехнической академии. Валерика обуяла гордыня, и он выбрал самый длинный реферат, сто двадцать листов. Прикинув, сколько времени мой допотопный принтер будет печатать такое количество, я решила, что до обеда компьютер мне не светит. Вы, может быть, захотите узнать, почему Валерик не занялся рефератом в будние дни, когда компьютер свободен, а он все равно целыми днями дома. Скажу сразу, за без малого год общения со своим зятем я отучилась задавать ему такие вопросы. Мы из другого поколения, есть вещи выше нашего понимания. Не задавай глупых вопросов и не получишь глупых ответов.
Итак, дети вдвоем уселись за компьютер, потому что Валерик даже с принтером не умеет как следует обращаться, вечно его ломает. А я решила погулять с внуком. Погода неплохая, легкий морозец, мне надо успокоиться и подышать воздухом. Заодно куплю молока и булку, потому что вчерашний батон Валерик съел за завтраком с банкой варенья.
Лизавета помогла мне спустить коляску и удалилась. Мы покатили по дорожке. Погода для зимы была чудесная — весело сверкал на солнышке выпавший за ночь снег, у дома на большой рябине сидели розовые снегири, на горке визжали дети.
Внук задумчиво смотрел на меня из коляски темными глазами-вишенками. У него светлые волосики — в папу, а глазки темные, Лизины. Я наклонилась, чтобы поправить шапочку, и младенец заулыбался мне беззубым ртом. Сокровище мое!
Я поправила одеяльце и вытащила из-под ребенка посторонний предмет — ярко-желтого игрушечного цыпленка. Цыпленка подарила сватья, она вообще задаривала ребенка игрушками и одеждой, тут у меня проблем не было. Цыпленок был мягкий, губчатый и пищащий. Внуку такую игрушку было давать еще рано, цыпленок валялся где попало и отличался тем, что всегда попадался не под руку, а, прошу прощения, под то место, на котором сидят, и пищал. То ест, куда бы вы ни сели, вы обязательно попадали на цыпленка, и он под вами начинал негодующе пищать. Очевидно, Лизавета, доведенная до крайности, убрала цыпу в коляску — туда уж никто не сядет. Я не удержала цыпленка рукой в варежке, и он выскользнул в снег. Пока я боролась с собой — хотелось оставить цыпу в снегу навсегда, но было неудобно перед сватьей, — какая-то шустрая такса схватила игрушку и бросилась прочь.
— Ромка, как же тебе не стыдно! — раздался голос прямо у меня над ухом.
Я обернулась в негодовании — кто смеет так фамильярно разговаривать с моим внуком? — и увидела рядом мужчину, очень лохматого, в распахнутой куртке и в темных очках. Он стоял за коляской, но смотрел вслед таксе и кричал ей:
— Ромка, немедленно вернись! Я засмеялась:
— У вас тоже Рома?
Он принялся извиняться, и все звал своего такса Рому, а его тезка, мой внук, удивленно гукал в коляске.
— Ромуальд, ко мне! — гаркнул мужчина, и такс вернулся, но по дороге успел прокусить цыпленка в нескольких местах и оторвать гребешок. Мужчина очень расстроился и даже легонько стегнул такса Рому поводком.
— Пойдемте к метро, я куплю вам новую игрушку.
Напрасно я уверяла, что цыпленок нам всем надоел, что мы только обрадуемся, если Ромуальд изгрызет его совсем, мужчина был непреклонен. Пришлось пойти с ним к метро, впрочем, мы все равно гуляли. По дороге мужчина все сокрушался:
— Простите, девушка, этого паршивца, у грудных детей игрушки отбирает.
— Нехорошо, Рома, отнимать у своего тезки, — упрекнула я такса.
— Это тещин, — каялся мужчина, — она ему все позволяет, он совершенно распустился. А ваш сын тоже Рома?
— Только не Ромуальд, а Роман, в честь дедушки. И это не сын, а внук, дочкин ребенок.
Мужчина изумленно ахнул и даже снял очки, чтобы получше меня рассмотреть. И тут я поняла, почему он их носит зимой. Вокруг правого глаза мужчины расплывался огромный желто-фиолетовый синяк. Заметив ужас в моих глазах, мужчина расстроенно вздохнул:
— Не подумайте плохого, я не пьяница и не драчун. В прошлую пятницу иду домой вечером, не так и поздно было, в подъезде — темень, глаз выколи, дали по голове и отняли бумажник.
— Кто же вас нашел?
— Никто, сам очухался. Утром пошел к врачу, тот говорит — легко отделался, сотрясения нет, только ушиб. А на следующий день — вот такой синяк. Ударили по темечку, а под глазом проявился. Теперь людей стыдно.
Я молчала, глубоко потрясенная. Если бы не очки, я узнала бы этого человека раньше. Ведь это он тогда шел в толпе с убийственным букетом, это ему я чуть не насильно всунула карточку. Это было точно в прошлую пятницу. А потом следом за ним на меня налетел сумасшедший тип с усами, и я направила его за этим типом. Разумеется, это он — та же куртка, те же неподдающиеся расческе волосы. Сегодня он тоже был без шапки, как и в тот раз, — еще бы, зачем ему шапка, такая грива, да еще борода.
Видя, что я так долго молчу, мужчина совсем расстроился. Меня он, конечно, не мог узнать, в переходе я была в пальто и меховой шапке, а сегодня на мне Лизкина куртка с капюшоном.