- Не казните себя, - тихо сказала Клер. - Все, кто работал в той лаве, погибли.
- Но Оуэн там не работал, он пришел туда со мной, потому что я его об этом попросил. Если бы не я, он был бы сейчас жив. - Остановившись у окна, Никлас раздвинул шторы и поднял раму. затем сделал глубокий вдох, будто желая вобрать в себя грозу. - Мы с ним уже стояли на дне ствола Бичен, готовые подняться на поверхность, когда раздался первый взрыв и штреки начали обваливаться. В бадье мог подняться только один человек. - Его пальцы стиснули подоконник. - Из-за того, что у него была семья, а у меня нет, я велел ему подниматься первым. Он не стал спорить, а просто съездил мне кулаком в челюсть и запихнул меня в бадью. Еще одна или две минуты - и Оуэн бы спасся, но этих самых минут как раз и не хватило. Не хватило времени... - Его голос замер, и тут же первые капли дождя забарабанили по стеклу и влетели в открытое окно.
Никлас вдруг резко повернулся; лицо его было искажено такой же дикой яростью, как и в тот день, когда он рассек кнутом портрет, своей покойной жены. Только теперь все было ещё хуже, потому что па сей раз эта ярость была направлена против него самого.
- Если моя жизнь стоила сто золотых гиней, то жизнь Оуэна была бесценна! в неистовстве прокричал он. - Оуэн умел строить, петь, смеяться. Он любил и был любим. Господи, Боже мой, почему погиб он, а не я?
Ногти Клер впились в подлокотники кресла. На месте Никласа она чувствовала бы себя точно так же; собственная смерть и для неё была бы куда легче, чем жизнь за счет гибели друга. Желая облегчить его страдания, она сказала:
- Если он пожертвовал собою ради вас, то это потому, что один вы можете осуществить на шахте необходимые перемены. Благодаря вам в будущем могут быть спасены многие жизни.
- Этого мало!
Внезапно Никлас схватил свою арфу и с силой отшвырнул её. Изящный инструмент с жалобным вскриком ударился о стену и упал на пол, рассыпавшись на куски. Разрезавшая ночное небо молния на миг ярко озарила Никласа и его сломанную арфу.
- Перестаньте себя винить! - крикнула Клер, перекрывая раздавшийся вслед за вспышкой молнии гром. - Вы же не Господь Бог!
- Насколько я знаю, Бог плохо играет свою роль, - горько бросил Никлас. Я читал книгу Иова и не сказал бы, что там Вседержитель производит благоприятное впечатление.
Клер знала, что должна немедленно отчитать его за богохульство, но слова не шли у неё с языка; когда погибает столько хороших людей, трудно верить в божественную справедливость.
Никлас перестал метаться по комнате и остановился у камина; опершись руками на каминную полку, он посмотрел на пылающие угли.
- Если бы я начал действовать раньше, если бы о безопасности шахтеров я думал столько же времени, сколько о том, как заполучить вас к себе в постель, всего этого не случилось бы. Оуэн остался бы жив и другие тоже. - Он судорожно вздохнул. - Двое из погибших были дети - не старше маленького Хью Уилкинса.
- За все это надо судить прежде всего Мэйдока, уж он-то точно виноват! Или лорда Майкла, в чьей власти было сделать шахту более современной, однако он передал эту власть в руки жадного дурака.
Но Никласа невозможно было переубедить.
- Игра окончена, Клер. - Он повернулся к ней; лицо его было неумолимо. - Я освобождаю вас от всех обязательств по нашей сделке. Возвращайтесь домой, в Пенрит. Свою часть договора я выполню и сделаю для долины все, чего вы хотели. Но сделаю это один, не причиняя вам дальнейшего вреда.
Клер смотрела на него, бледнея, не в силах поверить, что он прогоняет её.
- Вы слышали меня - убирайтесь! - крикнул он. - Вам больше никогда не придется терпеть мое общество, общество эгоиста и скота!
Она поняла: он хочет наказать себя, чтобы хоть как-то искупить терзающую его вину. Вот и отсылает её прочь как раз тогда, когда она нужна ему как воздух.
Клер не знала, что сделать, что сказать. Перед тем, что творилось сейчас в его душе, она была так же бессильна, как и перед бушевавшей за окнами грозой.
В небе снова сверкнула молния, и в то мгновение, когда яркий свет ослепил её, Клер вдруг почувствовала, что все изменилось: все её страхи и сомнения вдруг исчезли, рассыпались в прах. И девушка с абсолютной ясностью поняла: она любит Никласа, она любила его всегда.
И сейчас она должна остаться.
Не раздумывая больше ни секунды, Клер подошла к нему и взяла его исцарапанные руки в свои.
- С самого начала ты говорил мне, что тебя интересуют только те женщины, которые согласны тебе отдаться, помнишь, Никлас? - Она поцеловала его окровавленные пальцы, прижала его руки к своей груди и, глядя ему в лицо, тихо сказала: - Ну так вот: теперь я согласна.
Он весь сжался.
- Жалость - не причина для того, чтобы лечь ко мне в постель. Клер.
- А я и не предлагаю тебе жалость. - Не отрывая взгляда от его глаз, она отпустила его руки и начала медленно расстегивать его рубашку. Закончив, Клер приподняла тонкую белую ткань и стала нежно массировать напряженные мышцы его плеч. - Я предлагаю дружбу.
Он закрыл глаза и испустил судорожный вздох.
- Я знаю, что должен отказаться, но не могу. - Его глаза снова открылись, голос понизился до хриплого шепота: - Господи, помоги мне, не могу!
Клер встала на цыпочки и прильнула губами к его губам, всем сердцем желая вобрать в себя его боль и исцелить её силой своей любви. На этот раз она уже не повернет назад.
Застонав, он обнял её и прижал к себе так крепко, что она едва могла дышать. Его руки лихорадочно блуждали по се телу.
Затем, опустившись на колени, он прижал лицо к её груди, обдав её своим горячим, неровным дыханием. Клер гладила его спутанные шелковистые волосы, чувствуя, как его ладони опускаются все ниже по её телу, ласкают её бедра Потом он прянул её вниз, и она тоже опустилась па колени на пушистый восточный ковер и ощутила па своем левом боку жар от огня, горящего в камине. Снаружи дождь полил ещё сильнее; он барабанил в окна с такой яростью, будто хотел разрушить их уединенный приют.
Никлас целовал её так жадно и пылко, как никогда прежде. Его ловкие пальцы проворно расстегнули пуговицу и развязали ленту на спинке её платья, потом проникли внутрь и распустили завязки нижней рубашки. Затем он стянул вниз сразу и рубашку, и платье и коснулся ладонями её обнаженных грудей.
У неё перехватило дыхание; от прикосновения его твердых ладоней по всему её телу словно пробежала струйка огня. Несколько недель каждодневных дразнящих поцелуев и чувственных игр сделали се более восприимчивой к любовным ласкам и заложили основу той бурс страсти, которая бушевала в ней псе сильнее.
Желая осязать его обнаженную плоть, она вытащила его рубашку из бриджей и приподняла тонкий батист. Ее пальцы легко прошлись по темным волосам на его груди. Когда она коснулась соска, её осенило: Клер подняла его рубашку, потом нагнулась и поцеловала мягкий бугорок, который тут же затвердел от прикосновения её языка.
Он шумно втянул в себя воздух, голова его откинулась па-зад, и Клер увидела, как неистово бьется пульс па его горле.
Она слегка прикусила зубами другой сосок.
Никлас сдавленно вскрикнул, затем торопливо стянул через голову рубашку и отшвырнул её в сторону. Клер увидела, как красноватые отблески огня, пылающего в камине, заплясали на его мускулистом торсе; потом он взял её за плечи и уложил на спину на ковер.
Вихрь ощущений закружил её, спутав все мысли. Его поцелуй, требовательный и страстный, его твердые мышцы, прижимающиеся к её соскам; ощущение покалывания от ворсинок ковра и сухой жар огня в камине... Затем обжигающее прикосновение его жадных губ к её обнаженной груди. Она судорожно впилась пальцами в его плечи; ей хотелось чувствовать его силу и тепло сразу везде, но больше всего - в глубине своего тела, где все ныло от нарастающего желания.
Он поднял обе её юбки и начал ласкать внутреннюю часть се бедер; его уверенные руки забирались все выше, пока не коснулись влажных складок её потаенной плоти, и она вскрикнула от невероятного наслаждения, пронизавшего её, как молния, наподобие той, которая расколола небо.