Клер открыла кошель и ахнула при виде наполняющих его до краев золотых монет.
- Оно все здесь, - прошамкала Кеджа, - кроме разве что одной или двух гиней, которые Марта потратила, чтобы купить еду, когда возвращалась обратно к своему народу. Мой табор первым встретился на её пути, и она осталась с нами.
- А что с ней случилось потом? Кеджа глубоко затянулась своей трубкой, и голову её, точно пышный венок, окутал густой ореол дыма.
- Марта умерла на исходе зимы, у меня на руках. И все эти годы я хранила её золото для Ники. Клер была ошеломлена.
- Почему же никто так никогда и не рассказал ему, что мать отдала его лишь потому, что умирала? Это изменило бы для него очень многое. И почему ты не отдала ему это золото раньше? Ведь за прошедшие с тех пор годы ты виделась с ним не раз.
- Марта заставила меня дать клятву, что я расскажу обо всем только жене, которую Ники приведет на свое ложе, потому что только женщина поймет, что мать всегда сделает так, как лучше для ребенка, - тихо ответила Ксджа.
- Но до меня у Никласа уже была жена. На лице Кеджи появилось такое выражение, что казалось, будь они на улице - она бы плюнула на землю.
- Ха! С той, что была до тебя, он спал, но она не была его истинной женой. Та жена, которую предсказала для него Марта, - это ты. У Марты был дар видеть будущее, и она говорила мне, что когда-нибудь придет женщина, которая исцелит сердце её Ники.
Клер смотрела па блестящие золотые монеты, и в глазах её стояли жгучие слезы. Неужели Марта действительно все предвидела? Она была так молода, когда умерла, пожалуй, даже моложе, чем сейчас Клер.
Оставила бы Марта Никласа с его дедом, если бы знала, каким холодным и жестокосердным был старый граф? Возможно, она предполагала, что о Никласе позаботится бабушка, мать Кенрика. Но жена старика к тому времени уже впала в сумеречное состояние, в котором пробыла много лет, и была неспособна полюбить своего внука.
- Бедная Марта! - с глубоким сочувствием воскликнула Клер. - Наверное, ей было очень трудно выбирать между своим пародом, и обещанием, данным покойному мужу. И ещё труднее - отдать своего родного сына чужаку. Надеюсь, что душа её обрела покой.
- Да, - буднично сказала Кеджа. - Она воссоединилась с Кенриком. Теперь, когда ты будешь заботиться о Ники, она больше не будет изнывать от тревоги за своего сына.
Клер почувствовала, что волосы у нес па затылке зашевелились. Как добрая христианка, она верила, что человеческая душа бессмертна. Знала она также и о том, что изредка встречаются люди, обладающие даром знать сокрытое для других. Говорили даже, что мать и сестры самого Джорджа Уэсли были наделены этим даром. И все же было немного жутко слышать, как кто-то говорит о сверхъестественном так просто и спокойно. Да, пожалуй, она узнала от цыган куда больше, чем ожидала.
- Я люблю Никласа и всегда буду всеми силами стараться, чтобы он был счастлив, - тихо сказала Клер. Вспомнив старую цыганскую клятву, она добавила: - Да зажгут свечи за упокой моей души, если я этого не сделаю.
- "Баюр", - важно ответила Кеджа. - Да будет так. Кибитка с грохотом остановилась, и Никлас крикнул:
- Клер, мы вернулись домой!
Клер затянула шнурком кожаный кошель и положила его во внутренний карман. Поскольку у Никласа сейчас хватает более срочных дел, она не станет сразу рассказывать ему историю Марты. Но и слишком долго тоже тянуть не стоит: хотя Никласу наверняка будет больно бередить старые раны, Клер надеялась, что в конечном счете её рассказ избавит его от губительной уверенности в предательстве матери.
Она поцеловала свою старую спутницу в морщнистую щеку.
- Спасибо, Кеджа, что доверилась мне. С этими словами Клер вылезла из кибитки. Табор остановился напротив парадного крыльца Эбердэра. На ступеньках стоял Уильямс. По-видимому, он вышел для того, чтобы прогнать цыган, но застыл в изумлении, увидев, что из пестрой кибитки появился его хозяин.
Затем последовало долгое прощание. Особенно крепко Клер обняла Ани.
- Ты ещё приедешь? Ани коротко рассмеялась.
- О да. Мы как ветер: приходим, уходим и возвращаемся обратно.
Помахав цыганам, Клер и Никлас, обнявшись, поднялись по ступенькам крыльца в дом. Уильямс, как всегда, безупречно учтивый, открыл перед ними дверь. Клер вдруг почувствовала, что вырез её блузы чересчур низок, а юбки непозволительно коротки. Но голову она держала высоко и прошествовала мимо дворецкого так невозмутимо, словно на ней был самый строгий её туалет.
Не сговариваясь, они отправились в свою общую спальню. Клер сбросила сапоги и с наслаждением пошевелила пальцами.
- Сейчас позвоню, чтобы принесли ванну. Хотя мне очень поправились твои родственники, в их жизни есть один прискорбный изъян - в таборе совершенно невозможно достать горячей воды.
Никлас улыбнулся, но взгляд у него был отсутствующий. Оставив свой беспечный тон. Клер спросила:
- Что ты намерен предпринять относительно лорда Майкла?
Он вздохнул.
- Вероятно, представлю доказательства мировому судье. И если Кеньон не сможет чертовски убедительно объяснить, каким образом у сожженной хижины оказалась коробочка с его визитными карточками, его ждут большие неприятности.
- Он человек богатый и влиятельный. Это сможет защитить его от закона?
Глаза Никласа сузились.
- Я - граф Эбердэр, и богатства и влияния у меня побольше, чем у него. Если за покушением на нашу жизнь стоит Майкл, ему не уйти от справедливого возмездия.
Сейчас Клер впервые увидела в Никласе сходство с его грозным дедом. Почувствовав облегчение при мысли о том, что её муж готов использовать свое влияние, чтобы защитить себя, она сказала:
- Я рада, что ты хочешь обратиться к представителям закона, вместо того чтобы вершить правосудие самому.
- Я считаю дуэли совершенно глупой и бесполезной вещью. По-моему, они просто варварский пережиток средних веков. - Он снял свой цыганский жилет и шейный платок. - Сегодня собрание твоего кружка. Ты пойдешь?
Надо же, а она об этом забыла!
- Да, пойду, если, конечно, ты не предпочтешь, чтобы этот вечер я провела с тобой.
- Нет, иди на свое собрание. А я хочу начать работать над балладой о взрыве на шахте. За последние дни у меня появилось несколько идей. Но раз уж вечер нам суждено провести врозь, я монополизирую твое время на остаток дня. Он обвел её откровенно чувственным взглядом. - Позвони, чтобы принесли ванну. В ванне с горячей водой можно найти весьма интересное занятие.
Клер, покраснев, позвонила в колокольчик, а Никлас вышел в гардеробную. Но вместо того чтобы раздеться, он тихо выскользнул из второй двери, прошел к своему письменному столу в библиотеке и торопливо нацарапал короткую записку, которую отдал явившемуся на зов звонка Уильямсу.
- Вели отнести это лорду Майклу Кеньону. Скорее всего он сейчас на шахте, а если его там не окажется, то пусть посыльный разыщет его и непременно дождется ответа. И никому ничего не говори - особенно леди Эбердэр.
Покончив с этим делом, Никлас возвратился в гардеробную. Он не сможет действовать ещё несколько часов, и надо использовать это время наилучшим образом.
Глава 31
Узнав печать на сургуче, которым была запечатана записка, Майкл Кеньон сжал зубы и, взяв нож для разрезания бумаги, вскрыл её.
Послание было кратким и ясным: "Майкл, я должен поговорить с тобой наедине. Предлагаю встретиться сегодня в семь часов вечера. Развалины возле Кэрбаха подойдут как нельзя лучше, но я готов встретиться с тобой в любом месте и в любое время, лишь бы поскорее. Эбердэр".
- Черт побери! - взревел Майкл, пробежав глазами строчки, написанные знакомым почерком. Смяв записку в кулаке, он в ярости швырнул её через весь кабинет.
- Проклятый Эбердэр! Посыльный вежливо осведомился:
- Это ваш ответ, милорд? Гнев Майкла мгновенно угас.
Окунув перо в чернильницу, он написал: "Сегодня в семь вечера, возле Кэрбаха. Встречаемся один на один. Кеньон".
Посыпав послание песком и запечатав его, он передал бумагу посыльному. Тот поклонился и вышел.
Майкл неподвижно смотрел в противоположную стену конторы, чувствуя внутреннее напряжение, которое всегда охватывало его перед битвой. День расплаты наконец-то настал. В глубине души Майкл всегда знал, что не сможет избежать этого поединка, хотя, видит Бог, пытался.