— Тебе нет нужды много думать, чтобы сказать «да». Клер схватила его за руку и остановила ее.
— Я могу смириться с тем, — заговорила она серьезно, — что ты женишься на мне без любви, но не с тем, что потом ты, возможно, возненавидишь меня за то, что я вынудила тебя к браку, которого ты не желал.
— Я никогда не возненавижу тебя. Клер, — сказал он с той же серьезностью, что и она. — Я знаю, что делаю, и никогда не стану упрекать тебя в том, за что несу ответственность я сам.
Клер колебалась, не решаясь задать вопрос, который вертелся у нес на языке, — уж очень он был неприятен.
— Есть… есть еще кое-что, — начала она и опять замолчала.
Он вопросительно поднял брови. Клер смущенно отвела глаза.
— Говорили, что своей первой жене ты изменял. Это правда?
Его лицо стало непроницаемым.
— Правда.
— Я знаю, что аристократы относятся к таким вещам иначе, но я не аристократка, — с усилием вымолвила она. — Я бы не вынесла, если бы у тебя были другие женщины.
Никлас долго не отвечал, и лицо его оставалось по-прежнему напряженным. Когда он наконец заговорил, голос его звучал спокойно и бесстрастно.
— Я предлагаю тебе новую сделку. Клер. Я буду верен тебе, пока ты будешь верна мне. Но если ты когда-нибудь ляжешь в постель к другому мужчине, обещаю тебе, что тоже начну развлекаться на стороне.
Клер почувствовала несказанное облегчение.
— Если мы заключим эту сделку, то вас, милорд, ждет скучная и однообразная жизнь, потому что я никогда не посмотрю на другого мужчину.
— Скучная? Это с тобой-то? Ну это вряд ли. — Выражение его лица смягчилось. — Стало быть, ты принимаешь мое предложение?
Она закрыла глаза, чтобы прислушаться к своему внутреннему голосу. И снова, как и прошедшей ночью, ее охватила уверенность, глубокая, абсолютная: то. что она делала, было правильно, именно для этого она и родилась. Никласу едва ли понравится, если она признается ему в любви. Поэтому, открыв глаза, Клер просто сказала:
— Да, Никлас. Принимаю всем сердцем и всей душой. Он стремительно встал с кровати, подошел к ее письменному столу и начал рыться в одном из ящиков. Когда он вернулся, она увидела, что он держит в руке ее перочинный нож. Под удивленным взглядом Клер он поднял другую руку и узким острым лезвием надрезал себе запястье. На смуглой коже выступила темно-вишневая капля, за ней тотчас же последовала вторая. Затем он взял руку Клер.
Догадавшись, что он собирается сделать, она умудрилась не поморщиться, когда он сделал такой же надрез на ее запястье. Прижав ее запястье к своему, так что их кровь смешалась, он тихо сказал:
— Кровь к крови. Дело сделано, жена.
Она смотрела на их прижатые друг к другу руки, чувствуя, что теперь они соединены неразрывными узами. Кровь к крови, пока не разлучит их смерть.
— Это цыганский обряд, да?
— Один из многих. У цыган уйма таких брачных обрядов. — Он улыбнулся. — Обычно свадьба начинается с притворного похищения. Считается неприличным, если невеста чересчур явно показывает, что рада оставить свою семью. Поскольку я вынудил тебя поселиться в Эбердэре, мы можем считать это похищением. — Он поднес ее запястье к своим губам и слизнул кровь. От прикосновения его языка боль в ранке почти прошла. — А теперь пора приступить к исполнению супружеских обязанностей, не так ли? Она раскрыла ему объятия.
— С радостью, муж мой.
Когда Никлас поцеловал ее, у него на мгновение мелькнула мысль: как же непредсказуема жизнь! Три дня назад шахта работала как обычно, Оуэн Моррис был жив, а сам он и не помышлял о женитьбе. Теперь же все изменилось, под прошлым была подведена жирная черта, а будущее стало таким, каким он никогда его не представлял. Он навсегда связал себя с женщиной, которую сейчас держит в своих объятиях. Его прежней жизни с се безграничной свободой и постоянными скитаниями пришел конец. Теперь он станет жить как все, у него будет дом и семья, и, с упоением целуя Клер в губы, он нисколько не жалел о такой перспективе.
Они лежали, обнявшись, чувствуя пряный запах, который оставила на их телах страсть. Когда дыхание Клер наконец выровнялось, она прошептала:
— Кажется, мне теперь понятно, почему церковь не очень-то одобряет половые сношения между мужчиной и женщиной. Некоторых это, пожалуй, может заставить забыть о Боге, ведь трудно себе представить, что в раю можно ощутить большее блаженство.
Никлас издал короткий смешок.
— По-моему, это явное богохульство.
— Наверное, так оно и есть. — Ее пальцы ласково обхватили его затылок. — Я начинаю понимать, почему тебе так хотелось соблазнить меня. Страсть в самом деле прекрасна, ты согласен?
— Да, хотя она не всегда так прекрасна, как была сейчас. — Он положил руку ей на живот, думая и том, не расцветает ли там в эту минуту новая жизнь. — Еще когда ты в первый раз появилась в Эбердэре, я сразу понял, что из тебя выйдет необыкновенно страстная возлюбленная.
Теперь настала ее очередь смеяться.
— А я-то думала, что тебе не терпелось избавиться от моего присутствия.
— Не без того, — согласился он. Она подняла его руку и поцеловала крошечный надрез от перочинного ножа.
— Знаешь, хотя в церкви мы еще не обвенчаны, я уже чувствую себя искушенной замужней женщиной.
— Вот и отлично, потому что отныне я твердо намерен спать с тобой каждую ночь. — Вспомнив о несовершенстве мира, он со вздохом сел и добавил: — Однако ради сохранения остатков твоей репутации я буду приходить и уходить так, чтобы меня никто не видел. Сейчас еще достаточно рано, так что мы скорее всего привлекли внимание только моего камердинера и твоей горничной, а им за то и платят, чтобы они не распускали языки.
Клер невесело улыбнулась.
— Спасибо. Конечно, и с моей стороны малодушно придавать значение пересудам, но — увы — я ничего не могу с собой поделать.
— Поскольку мы будем жить в долине до конца наших дней, осторожность не помешает. — Он наклонился и поцеловал се. — Я нынче же утром пошлю письмо Люсьену в Лондон и попрошу его съездить в коллегию по гражданским делам за специальным разрешением на брак. Он умеет быстро проворачивать такие дела, так что мы сможем обвенчаться в церкви уже примерно через неделю.
Клер кивнула, наблюдая, как Никлас натягивает на себя одежду и тихонько выскальзывает из комнаты. Все случилось так неожиданно, что она до сих нор не вполне верила в реальность происходящего. Никлас предложил ей стать его женой без особой охоты, однако при этом он вовсе не выглядел несчастным. И она поклялась себе, что он не пожалеет о своем решении.
Поскольку в том, что касалось земных благ, все у нее теперь было в порядке. Клер решила, что пора заняться делами духовными. Она встала с кровати, надела халат, потом опустилась на колени в широкой полосе солнечного света, который лился из окна, и, сложив руки, очистила сознание от всех посторонних мыслей.
И тотчас, словно струя ослепительного огня, сердце ее наполнила вера. Это были те самые ощущения божественной радости и покоя, дарованные ее отцу, которые он испытывал ежедневно и стремился разделить с другими. Сосредоточившись в себе еще глубже, Клер вдруг смутно почувствовала, что душа отца где-то рядом. И с изумлением поняла, что он знал о ее слабости и молился о ее спасении. А теперь явился, чтобы разделить с ней духовное пробуждение…
Клер чуть заметно улыбнулась. Даже покинув этот свет, ее отец не перестал усердно помогать тем, кому повезло меньше его, но теперь она больше не обижалась на него за это.
Глаза ее защипало от слез благоговения и смирения. Теперь, когда в ней наконец зажегся огонь, он уже никогда не погаснет — она была в этом уверена. И именно любовь указала ей путь.
Глава 27
Клер так глубоко погрузилась в свои мысли, что для нее стало полной неожиданностью, когда она вдруг заметила принесенный Полли чайник и дымящийся кувшин с горячей водой. Вспомнив, сколько всего ей необходимо сделать, она быстро вымылась и оделась, затем спустилась к завтраку. Перед этим Клер все же зашла в библиотеку.