— Мамуся, — произнесла Эйприл серьезным гоном, — если ты сейчас скажешь нам, что "птенцы в одном гнезде живут дружно", мы навсегда убежим из дому.
Арчи хихикнул. Дина взялась за щетку, чтобы убрать с пола остатки завтрака. Мариан зевнула.
— Заспалась, — сказала она, кисло улыбнувшись. — Что у вас на завтрак?
— Вот. — Дина показала ей переполненный совок для мусора. — Мы тоже проспали.
— Ну, что же, не велика беда, не вижу здесь особых лакомств. Берусь за четыре минуты поджарить яичницу. Газету уже принесли?
Через пять минут все сидели за столом, уплетая яичницу, а Мариан развернула газету.
— Нашла ли полиция мистера Сэнфорда? — с деланным безразличием в голосе спросила Дина.
Мариан отрицательно покачала головой.
— Все еще ищут, — вздохнула она. — Кто бы мог подумать, что такой мягкий человек, как Уолли Сэнфорд, решится на убийство?
Через плечо матери Дина вгляделась в первую полосу газеты, где история убийства занимала всю первую колонку.
— Разве это не удивительно, мамуся? В миссис Сэнфорд попала только одна пуля. А второй полиция вообще не нашла.
— Какой еще второй?
— Мы слышали два выстрела, — пояснила Эйприл.
Мариан взглянула на них поверх чашки:
— Вы уверены?
Троица младших Кэрстейрсов единодушно подтвердила свою уверенность.
— Это, разумеется, удивительно, — протянула Мариан, словно впадая в раздумье.
Дети поторопились использовать свое временное преимущество.
— Знаешь, мамуся, — быстро отозвалась Дина, — я готова поспорить, что ты быстрее полиции разрешила бы эту загадку. — И, припомнив, что накануне вечером говорила о полиции мать, добавила: — Это тупицы.
— Наверно, я сумела бы это сделать, — задумчиво произнесла Мариан. — Почти каждый… — она внезапно оборвала фразу и, сурово нахмурившись, проронила: — У меня и без того много работы. А вы опоздаете на школьный автобус, если сейчас же не побежите к нему, да как можно быстрее.
Взглянув на кухонные часы, троица выскочила из дому на полной скорости. Мать походя поцеловала каждого на прощанье. Но Эйприл, выбегая последней, еще раз взглянула на часы и молниеносно прикинула свои возможности: если бежать напрямик, не снижая темпа, можно выиграть шестьдесят секунд. Она прижалась к матери и жалобно всплакнула.
— Боже мой! — удивилась Мариан. — Что с тобой, доченька?
— Я подумала, — всхлипывала Эйприл, — как будет ужасно, когда мы вырастем и повыходим замуж, и уедем отсюда, а мамуся останется совсем-совсем одна!
И, запечатав на щеке матери очень мокрый поцелуй, Эйприл, словно заяц, помчалась вниз по склону пригорка, довольная тем, что заронила в голову матери мысль, которая должна принести свои плоды, если в отсутствие детей на сцене появится лейтенант Билл Смит.
Медленным шагом Мариан вернулась в кухню. Она собрала тарелки, положила их в мойку, пустила на них струю горячей воды, поставила в холодильник молоко и масло. Теперь, когда три пары ног не топали по ступенькам и не было слышно шумливых детских голосов, дом казал я пустым и необычно тихим. Мариан почувствовала себя вдруг очень одинокой, неимоверно одинокой, и ее охватило уныние. Эйприл была права. Какая же ужасная наступит для нее жизнь, когда дети вырастут, заведут собственные семьи и уйдут из этого дома!
В ее комнате на втором этаже в пишущей машинке торчала недопечатанная 245-я страница с незаконченным текстом: "Кларк Камерон пригляделся внимательней к распростертой на полу фигуре и, выпрямляясь, задумчиво произнес: — Это не сердечный приступ. Этого человека убили, и он убит тем же способом, что и те, другие…" У Мариан готово было продолжение: "Из уст побледневшей девушки вырвался тихий возглас ужаса…" Мариан сознавала, что должна немедленно переодеться, натянуть рабочие брюки и сесть за пишущую машинку, чтобы отстучать десять очередных страниц "Седьмого отравителя".
Но поступила она совсем иначе — вышла в сад и стала нервно прохаживаться по усыпанной гравием дорожке. Конечно, пройдет еще много лет, прежде чем она останется одна. По меньшей мере, лет десять. Но и эти годы промелькнут, как во сне. Трудно поверить, что прошло уже десять лет с тех пор, как Джерри… Мариан присела на лавочку, которую обычно занимали ее дочки, когда лущили горошек, и еще раз освежила в памяти историю своей жизни.
Они познакомились на углу улицы в Чикаго у трупа гангстера, прошитого очередью из автоматической винтовки. Это было ее первое серьезное репортерское поручение. Ей тогда едва исполнилось девятнадцать лет, хоть она клялась, что двадцать пять, стараясь получить в редакции задание на репортаж. Ее прямо трясло от страха. У Джорджа Кэрстейрса была стройная фигура, непокорная темно-русая шевелюра и симпатичное улыбающееся веснушчатое лицо. Он спросил: "Ну, что, малышка, забыла все, чему тебя учили в журналистской школе?" А десятью минутами позже предложил: "Может быть, встретимся завтра вечером?"
Но назавтра встреча не состоялась, ибо в тот вечер загорелся громадный оптовый склад. Встретились они только через год в лодке, уносимой бурными водами разлившейся в половодье Миссисипи. Тут же, в лодке, Джерри сделал ей предложение.
Поженились они в Нью-Йорке в тот самый день, когда мэр города Уолкер поздравлял покорителя воздушного океана Чарлза Линдберга. Джерри проводил молодую жену до дверей отеля, сам в компании фотографов поспешил на аэродром. Появился он лишь на следующий день уставший, небритый и сказал: "Быстро уложи чемоданы, любимая. Через два часа отправляемся в Панаму".
Дина родилась в жарком и пыльном мексиканском местечке, где не было даже врача и никто ни слова не говорил по-английски. Мариан же не знала никакого другого языка. Джерри пребывал в находившемся за тридцать миль от местечка лагере революционеров, о которых он делал репортаж. Эйприл появилась на свет в Мадриде в дни бегства короля Альфонса. Она родилась прямо в такси, когда Мариан в горячке носилась по городу, разыскивая мужа. Когда же на следующий день она пришла в себя, то нашла у кровати записку; которую оставил Джерри, уезжая в Лиссабон: "Назови ее Мартой в честь моей бабки". Мариан разразилась проклятиями, вымочила слезами подушку и назвала дочурку Эйприл.
Тремя неделями позже она с двумя детьми пустилась в погоню за мужем. Добравшись до Лиссабона, Парижа или Берлина, она каждый раз узнавала, что он только что отправился дальше. И наконец на вокзале в Вене она увидела мужа, ожидавшего их с таким громадным букетом цветов в руках, что весь ее гнев тут же испарился.
В первые дни 1932 года родился Арчи. Это случилось на борту китайского фрегата, входившего в шанхайский порт во время обстрела города японским флотом. Тогда-то семья Кэрстейрсов и решила, наконец, осесть где-нибудь навсегда.
Джерри нашел работу в редакции нью-йоркской газеты. Они сняли маленький домик на Лонг-Айленде, наняли служанку по имени Валда, купили в рассрочку мебель. Первый, месяц Мариан чувствовала себя словно в раю, во второй месяц новый образ жизни казался ей очень приятным, в третьем же месяце она заскучала. Неделю она выдержала, напевая песенку "Не знаю, куда деть время", после чего села писать детективную повесть. Ей очень хотелось прочитать Джерри уже первые главы, но тот, к сожалению, выполнял обязанности обозревателя на громком судебном процессе. Когда же она закончила повесть и дала прочитать мужу, он уезжал в Вашингтон и лишь оттуда прислал восторженную телеграмму: "Браво, любимая". Она хотела показать ему ответ из литературного агентства, куда отослала рукопись, но Джерри был в то время во Флориде. Вернулся он оттуда совершенно измученный, тут же получил задание съездить в Ньюарк, где был убит Датч Шульц. Двумя днями позже Джерри лежал в больнице с воспалением легких.
Он прожил еще пять дней и в какой-то из них пришел в себя настолько, что смог выслушать ответ из литературного агентства, в котором издатель предлагал опубликовать книжку, хвалил автора и поощрял к дальнейшей работе. Джерри очень обрадовался. Мариан на всю жизнь запомнила его радостное лицо и восторженные слова: "Замечательно, дорогая!" Затем он погрузился в лихорадочный сон.