– Плевать мне на твой мяч! – рявкнул я, хотя мне очень хотелось его заполучить.
Мяч Джори был гораздо лучше, чем мой; ему всегда доставалось все лучшее.
Джори с сочувствием посмотрел на меня. Ненавижу, когда меня жалеют!
– Хорошо, я отдам его тебе, даже если ты не выиграешь и не прыгнешь; а ты отдашь мне свой. Поверь, я не собираюсь издеваться над тобой. Я просто хочу, чтобы ты перестал бояться, что все сделаешь не так.
Он улыбнулся своей чарующей белозубой улыбкой. Его улыбку все находили очаровательной, особенно мама. Мое лицо всегда было мрачным.
– Не желаю я твоего мяча, – повторил я.
И я на самом деле не желал, чтобы меня унизили в очередной раз, да еще кто-то красивый, грациозный, взрослый, вышедший из семьи потомственных русских балетных танцоров, которые, в свою очередь, всегда женились на балеринах.
Но что такого, скажите на милость, в этих танцорах? Что такого великого? Ничего, ровным счетом ничего! Просто Бог пожелал почему-то сделать ноги Джори красивыми и стройными; а мои – неловкими шишковатыми палками, которые к тому же всегда в ссадинах.
– Ты ненавидишь меня! Ты хочешь, чтобы я умер, признайся!
Он посмотрел на меня непонимающим долгим взглядом:
– Да не хочу я, чтобы ты умер! И ничуть я тебя не ненавижу… Я люблю тебя, как своего брата, даже если ты скандалист и не слишком ловкий мальчик.
– Ну спасибо, век не забуду.
– Хватит об этом. Пойдем лучше посмотрим, что там в доме.
Каждый день после школы мы с Джори приходили к высокой белой стене, отделяющей наш сад от соседнего, сидели на ней или перебирались через нее и шли в дом. Скоро занятия в школе закончатся, и мы целыми днями будем играть. Было так приятно знать, что этот пустой дом целый день дожидается нас! Странный пустой дом с множеством комнат, с извилистыми коридорами, с сундуками, полными сокровищ, с высокими потолками, комнатами странной формы; временами позади одной комнаты скрывалась целая череда других.
На красивых старинных канделябрах жили пауки, кругом шныряли мокрицы, оставляли свои следы сотни мышей. Иногда в дымоходы залетали птицы и бешено хлопали крыльями, пытаясь выбраться обратно. Иногда они влетали в комнаты, бились о стекла, и мы находили их мертвые жалкие тела. А иногда нам удавалось кого-нибудь спасти, раскрыв настежь окно.
Джори предполагал, что кто-то по срочной причине покинул этот дом. Половина мебели была здесь забыта, и на нее оседала пыль, отчего у Джори иногда начинал морщиться нос. Я вдыхал в себя запахи пыли, старости, сырости и думал о том, что они мне говорили. Я мог долго неподвижно стоять и слышать голоса призраков, а если мы с Джори садились на пыльную потрепанную кушетку и сидели тихо, то с потолка начинали доноситься какие-то шорохи, будто призраки спешили нашептать нам свои секреты.
«Никогда не рассказывай, что ты разговариваешь с призраками, – предупреждал меня Джори, – а то подумают, что ты ненормальный».
У нас есть одна ненормальная в семье – это мать нашего папы, но она уже давно живет в дурдоме далеко отсюда, в Виргинии. Однажды летом мы поехали навещать ее и старые вонючие могилы. Мама тогда не пошла внутрь кирпичного здания, вокруг которого по зеленым лужайкам прогуливались хорошо одетые люди. Никто бы и не подумал, что они – психи, если бы рядом с ними не стояли санитары в белых халатах.
Папа навещает ее каждое лето. И мама всегда спрашивает: «Ну что, ей лучше?», а папа становится грустным и отвечает: «Нет, особого улучшения нет, но если бы ты простила ее…»
И это всегда выводит маму из себя. Похоже, она хочет, чтобы старуха осталась в дурдоме навсегда.
«Послушай-ка, Кристофер, – однажды выпалила, разозлившись, мама, – помни: она должна ползать перед нами на коленях и просить у нас прощения! Иначе быть не может – и не будет!»
Прошлым летом мы не поехали никого навещать. Я ненавидел вонючие могилы, старую мадам Маришу с ее черными жирными волосами, ненавидел, как она всегда делала пучок и в нем черные волосы перемежались с белыми; мне дела нет до того, если две старые дамы с востока так и не дождутся нашего очередного визита. А что касается тех, кто лежит в могилах, – ха! Пусть себе остаются со своими цветами или без цветов, им ведь все равно! Слишком много мертвяков в нашей жизни, это ни к чему.
– Пошли, Барт! – позвал Джори.
Он уже влез на дерево с нашей стороны сада. Я с трудом влез следом и уселся рядом.