Олег от удивления даже рот открыл: любит же Шпилькин придумывать разное. Но то, что тот говорил, ему нравилось. А Ванюшка продолжал:
— Твоя кличка — «Мороз». Запомни.
— Хорошо это ты придумал с кличками.
— Не я, — сказал Ванюшка. — Это приказ. Тоня сказала, что так надо.
И Олег решил, что, если ему приказано иметь кличку, если строгости такие вводятся, значит, действительно дело, которое ему поручается, очень серьезное.
— У тебя тоже теперь кличка?
— Тоже, — сказал Ванюшка. — Я — «Огонь».
Мальчишки каждое задание выполняли с увлечением. Они тщательно собирали сведения о вражеских частях, которые стояли в Опочке и возле нее, подбирали выброшенные солдатами письма и конверты с номерами полевых почт. Свои сведения, прежде чем их переслать с Ванюшкой дальше, Олег подписывал одним словом: «Мороз». На некоторых донесениях еще подрисовывал деда с большой бородой.
Уже много-много лет спустя как-то на традиционной встрече бывших партизан начальник штаба специального отряда Иван Пружковский напомнил Олегу Максимовичу Корневу:
— Помню-помню твоих дедов-морозов.
Оба тогда от души посмеялись…
Однажды Ванюшка дал Олегу листовку на немецком языке.
— Подбросишь солдатам в машину, — сказал он.
На следующий день Олег долго держал листовку за бортом пиджака. Нет, он не трусил, но у него неожиданно появилось сомнение: «А вдруг листовку не заметят? Затопчут в машине ногами». И ему пришла в голову мысль на первый взгляд просто сумасшедшая: «А что, если дать листовку кому-нибудь прямо в руки? Может, Альберту?»
Олег полдня не решался это сделать. Наконец наступил обеденный перерыв. Все сразу же ушли из гаража, а Альберт задержался. Олег с замирающим сердцем подошел к нему, достал листовку.
— Вот… Нашел у гаража. По-вашему что-то написано.
Ефрейтор взял листовку, быстро пробежал ее глазами, затем с любопытством посмотрел на Олега и сказал:
— Я оставлят этот бумаг себе, — и погрозил Олегу пальцем: — Ты нитчего не даваль, я нитчего не браль.
Альберт ушел, а Олега вдруг охватил страх. Только теперь он со всей ясностью понял, как рискованно поступил. И казалось Олегу, что вот-вот в гараж придут гестаповцы и арестуют его.
Но ни в тот день, ни через неделю Олега не арестовали. Альберт же даже виду не показывал, что взял у «маленького», как он звал ученика слесаря, листовку. И тот осмелел. Когда Ванюшка принес еще листовку, адресованную немецким солдатам, Олег опять отдал ее Альберту, и тот, как и в первый раз, торопливо пробежал листовку глазами и спрятал в карман зеленого френча.
Корнев несколько раз еще передавал старшему гаража листовки, пока в начале 1944 года ефрейтора Альберта не отправили на фронт.
Однажды, когда Олег дома был один, пришел Шпилькин и сказал:
— Мы должны дать подписку.
— Какую подписку? — удивился Олег.
— Мы разведчики и должны дать клятву на верность народу, тайну хранить. Вот смотри. — И Ванюшка достал две бумажки: — Одна для меня, вторая для тебя.
Олег прочитал текст. Слова вроде и обычные, а заставили сильно забиться сердце.
Олег расписался, передал бумажку Ванюшке. Тот обе бумаги положил в карман и, насупившись, сказал:
— И вот еще что. Ты больше песок в масло для машин не сыпь. Наше дело — разведка. А то главное провалим.
А на другой день Шпилькин опять пришел к Олегу и сообщил:
— Нам приказано схему города составить и на ней обозначить, где и какие вражеские части стоят. Ты любишь чертить, вот и изображай, где какая улица, где что. А разведаем вдвоем.
Разузнали они многое. У льнозавода находилась зенитная батарея, на базаре — другая, еще одна — на валу бывшей крепости. В Песчивке разместилась батарея 105-миллиметровых пушек, такие же пушки стояли у деревни Ястребово. На плане города Олег обозначил и дот, для сооружения которого фашисты использовали подвал бывшей городской библиотеки, что находилась на Республиканской улице. Ни Олег, ни Ванюшка не знали специальных условных знаков. Поэтому на схеме города они рисовали кружочки, треугольники, прямоугольники и ниже подписывали, что́ тот или иной знак означает.
Вскоре после того, как они составили план города, Ванюшка принес новость:
— Мы теперь на два отряда будем работать.
То, что он рассказал, для Олега было большой неожиданностью. Оказывается, и отец Ванюшки Иван Дмитриевич Шпилькин тоже разведчик. Но связан он с другим отрядом — отрядом, который действовал возле деревни Рясино.
— Как же ты об этом узнал? — удивился Олег.
— От отца и узнал, — ответил Ванюшка, не вдаваясь в подробности. — Теперь будем обмениваться сведениями: которые соберет он, передаст нам, а мы ему — свои. У отца сведения почище наших!
В этом Олег не сомневался. У Ивана Дмитриевича возможности вести разведку были немалые, — он служил бухгалтерам в местной комендатуре.
Иван Дмитриевич до войны работал в Опочке главным бухгалтером конторы «Заготзерно», где работал и отец Олега. Человек он интеллигентный. Худощав, среднего роста. Из-под пенсне, которое он никогда не снимал со своего острого носа, смотрели внимательные и чуточку насмешливые глаза. Олегу почему-то казалось, что Иван Дмитриевич все про него знает. Правда, Шпилькин-старший при Олеге никогда на эту тему не заговаривал. Вообще, он был скуп на слова…
В один из апрельских дней ранним утром Александра Денисовна растолкала спящего сына:
— Олег, Олег, беда!.. Шпилькиных арестовали.
Олег вскочил как ужаленный:
— Как арестовали?!
— Чуть свет приехали из гестапо. Все в доме перевернули и увели Ванюшку и Ивана Дмитриевича…
В этот день на работе у Олега ничто не ладилось. Вопрос, почему Шпилькины провалились, не давал покоя. Назойливо преследовала его и другая мысль: «Выдержит ли Ванюшка в гестапо?» Вспоминались его слова, произнесенные после ареста «Тольки из ресторана»: «На кусочки меня режь, ничего не сказал бы».
Некоторое время Олег жил в смятении. Но шли дни. Никто его не трогал.
СВИДАНИЕ НА КЛАДБИЩЕ
Она тихо постучала в дверь и вошла в комнату. Ей было не больше шестнадцати. Тряхнула прядью черных густых волос, бойкие глаза метнулись по лицу Олега, и, будто старому знакомому, она протянула руку:
— Здравствуй. Я — Иванова Рая. Тебе записка…
Все это было так неожиданно, что он даже растерялся и неуверенно принял от нее записку. В ней две фразы:
«Мороз, согласен ли ты продолжать работать или боишься? Краснофлотская».
Сердце у Олега ошалело забилось: «Краснофлотская» — это же кличка Тони! Обрадованный, спросил:
— Ответ сразу писать?
— Желательно, — важно сказала Рая. — Я подожду.
Он писал торопливо:
«Согласен. Завтра в шесть часов вечера встреча на кладбище. Мороз».
Рая быстро спрятала записку за воротничок платья.
Олег был на седьмом небе от радости.
Пришла Александра Денисовна. Глянула на сына!
— Эка какое лицо у тебя счастливое.
Не мог же Олег сказать матери, что он действительно сегодня очень счастлив. И ни он, ни мать не подозревали, что вот сейчас радость Олега будет омрачена.
Не успела Александра Денисовна снять верхнюю одежду с себя, как пришла сестра Ванюшки Мария. Мать Олега сразу к ней с расспросами: мол, что слышно о Ванюшке и Иване Дмитриевиче?
— Всё в тюрьме сидят, — вздохнула Мария. Посмотрела на Олега: — А тебе, может, лучше из города я деревню уйти?
— Почему? — насторожился Олег.
— Да мало ли… Вон Тоню, знакомую Ванюшки с улицы Урицкой, арестовали сегодня. А ты все время с Ванюшкой водился.
— Тоню арестовали? — упавшим голосом спросил Олег.
Мария еще несколько минут поговорила с Александрой Денисовной и ушла. Для Олега наступившая ночь была мучительной. Уснуть он не мог. Как же так? Ведь он только что получил от Тони записку. А возможно, она написала ее раньше, и Рая держала записку при себе, а передала ее ему только сегодня? И вообще, кто такая Рая? Может, все специально подстроено? Но как же тогда Тоня передала с ней записку? А что ее писала «Краснофлотская», в этом Олег не сомневался. Он и раньше через Ванюшку получал от нее задания, изложенные в записках, и они были написаны таким же почерком. А может, почерк подделан?