Песчаные карьеры закрыли берега Невы. Следующей остановкой было Павлово — небольшой рабочий поселок.
— Вот видите, как бывает, — неожиданно оживился Тебеньков. — Десятки раз проезжал через Павлово и не знал, что здесь живет наша разведчица Женя Афанасьева — Евгения Петровна Егорова теперь.
1
Вскоре я вновь побывал в Павлове. В клубе завода вручали юбилейные медали ветеранам войны. Зал был полон.
Награжденных было много, и секретарь парткома, не ожидая, пока в зале наступит тишина, называл очередные фамилии: «…Дмитриев Николай Петрович… Егорова Евгения Петровна…»
Откуда-то из задних рядов, вслед за грузным мужчиной в кителе военных лет, поднялась женщина. Хрупкая. Невысокого роста. Тонкий профиль. И даже серебристые ниточки в смоляных волосах не старили ее.
«Неужели та самая разведчица, о которой говорил Тебеньков?» — мелькнула у меня мысль.
В перерыве я подошел к ней:
— Евгения Петровна Егорова?
— Да! Откуда вы знаете меня?
Я рассказал о моем случайном разговоре с Тебеньковым. Глаза ее потеплели.
— Ой! Что ж мы стоим? Идемте присядем.
Мы отыскали свободный диванчик у окна и сели.
— Так вы познакомились с Николаем Ильичом? А знаете ли, что это за удивительный человек? А о нашем командире Дмитрии Васильевиче Худякове слыхали?
— Может быть, вы и о себе расскажете, — попросил я Евгению Петровну.
— О себе?!
— Ну да. Как вы, скажем, жили до войны?
— Жили мы здесь же, в Павлове. У отца был свой домик и куча нас, ребятишек. Жили хорошо. Дружно. Росли. Учились. У старшей, Варвары, уже своих четверо стало. Брат в армии служил. Я седьмой класс кончала…
Где-то заиграла радиола, и молодежь потянулась на танцы. Евгения Петровна посмотрела на нарядных девушек, вздохнула, поправила прическу.
— И все рухнуло. За какой-то месяц, — продолжала опа глуховатым голосом. — Осенью сорок первого фашисты были уже в Павлове. Оставили мы под яблонькой в саду могилки отца, сестер, племянников и подались в Отрадное. Мать, Шура, Валя и я. Потом нас гнали дальше. Куда? Зачем? Никто не знал. Мы шли от деревни к деревне, пока не попали в Крутцы. Дальше двигаться не могли. Сил не было.
Зимой 1942/43 года 3-я Ленинградская партизанская бригада вела непрерывные бои в Славковском, Сошихинском, Пожервицком районах. Молва о партизанских делах дошла и до Крутцов. Говорили разное. Будто много их. А вслед за партизанами идет Красная Армия. Женя часто донимала сестру:
— Валь, а какие они? Небось бородатые…
— Не знаю.
— На конях, наверное?.
— Может быть.
Часто Женя думала: «Кончится война, спросят: что я делала эти годы? Ждала наших. А другие, скажут они, боролись с врагом. Хорошо бы к своим уйти».
Евгения Егорова.
Но уходить было некуда. На руках больная мать. И наутро начиналось все снова: искать, что сварить на обед, где-то раздобыть дров… Но вот однажды вечером к Афанасьевым прибежала Женина подружка:
— Женя дома?
— Зачем тебе она на ночь-то глядя? — сердито спросила мать.
Женя услышала голос Нины и выскочила в сени.
— Одевайся. В школе собрание. Партизаны приехали.
Накинуть старый полушубок, всунуть ноги в разбитые валенки — минутное дело.
В натопленном классе народу набилось полно. Сидели на уцелевших партах, на подоконниках, на колченогих табуретках и прямо на полу. Возле классной доски стол, накрытый кумачом. За столом трое в кубанках с красными ленточками.
— Товарищи! — говорил рослый широкоплечий партизан. — Теперь я должен сообщить насчет Ленинграда. Это враки фашистские, что город Ленина сдался. Правда, трудно сейчас ленинградцам, очень трудно. Но оборона города надежная. И близок час его избавления…
В комнате кто-то всхлипнул. Женя слушала, боясь пропустить хоть слово. Нет, не может она больше сидеть в Крутцах.
После собрания народ расходился не спеша. Девушки ждали удобной минуты подойти к партизанам.
— Вам что, востроглазые?
Нина подтолкнула подружку.
— Дядя, примите нас в партизаны. — Женя старалась говорить спокойно.
Партизан улыбнулся. Хитро прищурился.
— Нельзя, девочки. Живем мы в сугробах, спим в болотах.
— Возьмите, — настойчиво просила Женя.
Он посмотрел в ее грустные глаза, сердцем почувствовал — девушка ко всему готова.
— Присядь-ка, расскажи о себе.
Женя, глотая слезы, рассказала, как зимой пешком прошла она с матерью почти четыре сотни километров, как ее хотели угнать в Германию, как похоронили отца и старшую сестру.
Партизан слушал, хмурил брови.
— Хорошо, еще увидимся…
2
Николай Ильич Тебеньков после той встречи в Крутцах стал присматриваться к девушкам. Заместитель командира полка по разведке не торопился с заданиями. Он был достаточно осторожен и осмотрителен. Не зря же считал себя учеником самого Александра Германа, чей природный дар и талант разведчика восхищал всех, кто соприкасался с ним по опасной и трудной работе в тылу врага.
Бывая в деревушке, Тебеньков обычно но упускал случая повидаться с Женей.
— Что слышала, что видела, востроглазая? — шуткой приветствовал он девушку.
Женя подробно рассказывала о том, что слышала от взрослых.
— Молодчина! — ободрял ее Тебеньков. — Так и запишем: в Новоржев прибыли фашисты на десяти машинах. Имеют пушки. Еще что?
Выслушав, он не забывал предупредить:
— О наших разговорах не болтай. Как говорится, ни гу-гу.
Иногда Тебеньков не появлялся неделями. И только по слухам Женя и Нина догадывались, где действуют партизаны. Людская молва доносила о взорванных мостах в Славковском районе, о крушении поезда под Островом, о разгроме гитлеровского гарнизона на Сороти… Партизаны 3-го полка хорошо усвоили девиз комбрига: «Искать, преследовать, истреблять». И не зря они в бригаде Германа слыли самым маневренным, самым ударным полком. Их командир Дмитрий Худяков умело сочетал тактическую грамотность и партизанскую лихость.
Партизаном лейтенант Красной Армии Дмитрий Худяков стал еще в июле сорок первого года. После упорных и тяжелых боев на Западной Двине 524-й стрелковый полк оказался в кольце врага. Ночью остатки курсантской роты лейтенанта Худякова последними вышли из окружения. Вышли… во вражеский тыл. Двенадцать живых. Кто-то спросил:
— Куда теперь, командир?
— Как куда? Воевать.
И они, верные присяге, продолжали воевать. Уничтожали гитлеровцев, став партизанами отряда Пенкина, бойцами рейдирующего партизанского соединения майора Литвиненко, прославленной бригады Германа…
В конце мая 1943 года партизаны вновь появились в Крутцах. Девушки обрадовались встрече.
— Женя! К тебе разговор есть, — позвал Афанасьеву Тебеньков.
Случилось так, что из полка некого было послать на связь с подпольщиками Новоржева. Николай Ильич решил поручить это Жене. Маленькая, худенькая, на вид лет двенадцати-тринадцати. Вряд ли фашисты могли обратить на нее внимание. В оккупированных районах немало бродило таких полуголодных, полуодетых ребят.
Тебеньков подробно рассказал Жене, где и с кем она должна встретиться. На прощание проверил, все ли она поняла и запомнила, похвалил:
— Хорошо. Память у тебя не девичья. Будь осторожна! До встречи.
…Вечерело. Над лесом тянулась огненно-красная полоса, и медное солнце медленно опускалось. «К ветру», — подумала Женя.
Сонную тишину нарушил непонятный гул. Он доносился из-за темнеющего леса. Женя прислушалась. «Машины…» — мелькнула мысль. Она юркнула в дом и с порога крикнула:
— Нинка! Фашисты едут! Бежим к нашим…
А на деревенской улице уже, словно осы, жужжали пули. Девчонки выскочили из дома и, пригибаясь, побежали.
— Хальт!.. Хальт!.. — неслось им вслед.