Прыщ рос не по дням, а по часам. Малком с отвращением отвернулся и принялся разглядывать стоянку.
Прожекторы на будке были установлены таким образом, что освещали всю площадку. В тени она оказывалась только по периметру, где за оградой росли кусты и деревья. Ничего не изменилось с того момента, как Малком оглядывал ее в последний раз. Только прибавилась машина доктора Хоуэлла. Из будки была видна ее сверкающая крыша. Доктор Хоуэлл содержал свою машину в таком великолепном состоянии, что хоть сейчас на выставку. Малком поступал бы так же, если бы мог позволить себе такую тачку.
Он вернулся к роману, прочитал пару абзацев, но тут ему в голову пришла странная мысль. Он снова взглянул на машину доктора Хоузлла и в удивлении сдвинул брови. Как он мог не заметить доктора?
Чтобы попасть на дорожку, ведущую к ближайшему служебному входу, доктор должен был пройти практически рядом с будкой. У Малкома уже выработалась привычка замечать всех, кто проходит мимо в любом направлении – к машине или от машины. Должно быть полное соответствие. Малком подсознательно вел учет.
Заинтересовавшись, он заложил страницу в книге и спрятал ее на полке рядом с пакетом, в который мать положила ему бутерброд на ужин. Затем натянул поглубже фирменную шляпу. Если придется с кем-то разговаривать, даже с таким приятным человеком, как доктор Хоуэлл, не хочется больше необходимого демонстрировать ему свое гнусное лицо. Поля шляпы все-таки немного скрывали его.
Выйдя из будки, где работал кондиционер, он не заметил никакой перемены в температуре со времени его последнего обхода. Август в Техасе. Почти так же жарко, как днем. Он ощущал жар раскаленного асфальта даже сквозь подошвы своих ботинок. Шагал он почти беззвучно. Прошел первый ряд машин, потом второй и помедлил.
Впервые за пять лет работы он ощутил легкое беспокойство. Пока во время смен ничего плохого не случалось. Пару месяцев назад охраннику в главном здании пришлось утихомиривать мужчину, угрожавшего ножом медсестре. В канун Нового года вызвали охранника, чтобы разнять двух отцов, которые поспорили, чей ребенок родился первым в новом году и, соответственно, выиграл ряд призов.
К счастью, Малком в этих эпизодах участия не принимал. Рассказывали, что собралась толпа народу. Он бы пришел в ужас от такого количества зрителей. Единственной неприятностью, случившейся с ним во время дежурства, была отповедь нейрохирурга, обнаружившего, что у его «Ягуара» спустило колесо. Малком так и не понял, почему врач решил, что виноват именно он.
В остальном все его смены проходили, к счастью, без приключений. Он не мог понять, почему сейчас ему так не по себе. Его старая приятельница – темнота вдруг перестала казаться доброй. Он осторожно огляделся, даже взглянул туда, откуда пришел.
На стоянке было тихо и неподвижно, как в могиле. От такого сравнения его даже передернуло. Ни малейшего движения, даже листья на деревьях вокруг площадки замерли. Он не видел ничего необычного.
Голос его слегка дрожал, когда он позвал:
– Доктор Хоуэлл?
Он не хотел к нему подкрадываться. Даже в хорошо освещенной комнате, полной людей, его лицо удивляло, даже пугало. Если же он появится перед кем-нибудь неожиданно и в темноте, человека вполне может хватить кондрашка.
– Доктор Хоуэлл? Вы здесь?
Не получив ответа, Малком решил, что можно обойти первую машину и посмотреть поближе. Просто чтобы перестать беспокоиться. Он проглядел его, вот и все. Когда доктор проходил мимо, он наверняка слишком увлекся прелестями блондинки и тем, что она делала со своим клиентом, прежде чем начать корчиться в судорогах и поливать беднягу черной рвотой. Или он чрезмерно озаботился появлением нового вулкана на щеке. Или доктор не пошел привычным путем, а пробирался через кусты. Он был высоким и худым, вполне мог проскользнуть незаметно.
Как бы то ни было, доктор Хоуэлл прошел мимо него в темноте абсолютно незаметно.
Чтобы получше видеть, обойдя первую машину, Малком включил электрический фонарь.
Его потом обнаружили под первой машиной, куда он закатился, выпав из руки охранника. Стекло разбилось, сам фонарь помят. Но батареи могли бы служить предметом гордости надоевшего розового зайца. Лампочка все еще горела.
То, что Малком увидел в свете фонарика, напугало его больше, чем все те ужасы, о которых он читал в научной фантастике. Ничего гротескного, кровавого или безобразного. Но это было реальностью, не фантазией.
1
– Ничего себе тут у тебя местечко.
– Мне нравится. Не обратив внимания на ехидное замечание, Вик вывалил вареные креветки из кастрюли в дуршлаг. Когда-то он был белым, но пластик давно покрылся коричневыми пятнами. Вик не помнил, как он у него появился, скорее всего, его оставил бывший арендатор этого дома.
Когда горячая вода стекла, Вик водрузил дуршлаг на середину стола, положил рядом рулон бумажных полотенец и предложил приятелю пива. Открыл две бутылки «Ред страйп», уселся на стул напротив Орена Уэсли и сказал:
– Налетай.
Орен предусмотрительно отмотал полотенце от рулона и прикрыл им колени. Вик ел уже третью креветку, пока его приятель выбирал первую. Они чистили креветки и ели молча, обмакивая их в общую миску с соусом. Орен, более аккуратный, старался не испачкаться. Вик ел неряшливо, облизывал пальцы, прекрасно сознавая, что раздражает своими манерами, вернее отсутствием оных, своего друга.
Шелуху они бросали на расстеленную на столе газету. Газета была призвана не защитить облупленный стол, а свести уборку до минимума. Потолочный вентилятор теребил углы этой импровизированной скатерти и смешивал сочный аромат вареных креветок с соленым морским воздухом.
Через некоторое время Орен заметил:
– Очень даже неплохо. Вик только пожал плечами.
– Местные?
– Покупаю прямо с лодки. Шкипер даже делает мне скидку.
– Мило с его стороны.
– Ничего подобного. У нас сделка.
– А ты чем расплачиваешься?
– Держусь подальше от его сестры.
Вик вгрызся в очередную толстую креветку и бросил панцирь во все растущую кучу отходов. Усмехнулся, глядя на приятеля, догадываясь, что тот сейчас ломает голову, правду он говорит или врет. Вик был широко известен своими розыгрышами. Даже его ближайшие друзья не всегда могли отличить правду от выдумки.
Он оторвал кусок полотенца от рулона и вытер губы и руки.
– Это все, о чем ты можешь говорить, Орен? Сколько стоят креветки? Ради этого и приехал в такую даль?
Вик тихонько рыгнул, прикрыв рот кулаком. Орен старался на него не смотреть.
– Давай помогу тебе все убрать.
– Брось. Бери свое пиво.
Неубранный стол не слишком портил захламленное жилище Вика. Лачуга из трех комнат выглядела так, будто хватит легкого ветерка, чтобы она развалилась. Ненадежная защита от сил природы, не более. В дождь протекала крыша. Кондиционер никуда не годился. Вик даже ленился его включать. Он снимал этот сарай понедельно, платил вперед и уже успел выписать хозяину шестьдесят один чек.
Дверь с сеткой заскрипела на ржавых петлях, когда они открыли ее, чтобы выйти на веранду. Ничего особенного, по ширине достаточная, чтобы поставить два складных стула. Соленый воздух съел почти всю краску, но еще можно было определить, что в последний раз ее красили тошнотворным зеленым цветом. Вик сел на диван-качалку, Орен с сомнением взглянул на ржавый металлический стул.
– Он не кусается, – заметил Вик. – Штанишки можешь испачкать, это верно, но обещаю, что вид заставит тебя забыть о счете из химчистки.
Орен неохотно сел на стул и через несколько минут понял, что Вик не соврал. На западе горизонт прорезали яркие полосы, начиная от кроваво-красного и кончая оранжевым. Пурпурные облака на горизонте громоздились, как обрамленные золотом холмы.
– Нечто, верно? – спросил Вик. – Теперь говори, кто сошел с ума.
– Я никогда не считал, что ты сошел с ума, Вик.
– Просто немного крыша съехала, раз все бросил и спрятался здесь.