К дому, откуда они вели наблюдение, он подъехал не по ее улице, а кружным путем, причем добрался до места как раз в тот момент, когда она въезжала в гараж.
Он прямиком направился к окну и посмотрел в бинокль. Одновременно он, не нагибаясь, скинул ботинки и стащил носки.
Ренни, не останавливаясь, прошла через кухню и исчезла в коридоре, ведущем в гостиную.
Вик скинул рубашку.
Зажегся свет в спальне Ренни. Похоже, ей тоже мешала одежда. Она сбросила туфли и завела руки за спину, чтобы расстегнуть «молнию» на платье.
Вик сбросил брюки.
Ренни сняла платье и оставила его на полу.
Вик замер.
Бельишко сексуальное. Цвет бледной лаванды. Один намек на перепонки, ткань прозрачная, как дыхание. В таком белье женщина кажется более голой, чем если бы на ней вообще ничего не было. Эффект потрясающий.
Она поставила туфли на полку, повесила платье на плечики, вошла в ванную комнату и закрыла за собой дверь.
Вик закрыл глаза. Прислонился к оконной раме, чтобы остудить разгоряченный лоб о стекло. Он на самом деле застонал или ему показалось? Он натурально пускал слюни. Господи, так недолго превратиться в Тинпена.
Он положил бинокль на стол, достал из холодильника бутылку воды и выпил всю, не переводя дыхания. Не сводя взгляда с дома, он нащупал в сумке джинсы, в которых пришел в магазин. Натянул их, но рубашку оставил в сумке. Слишком жарко, черт побери, чтобы одеваться полностью.
– Что случилось с этим гребаным кондиционером? – пожаловался он в темноту.
Тут он заметил, что Ренни вышла из ванной, и схватил бинокль. Она заменила игривое белье на майку и обтягивающее трико до колена, которые вполне могли посоревноваться в сексуальности с более изящным бельем, но Вику, тем не менее, пришлось признать, что любовника она в эту ночь не ожидала.
Для свадьбы она уложила волосы в пучок на затылке. Теперь они были распущены. Яснее ясного, какая прическа ему нравилась больше.
Она потерла руки. Замерзла? Или нервничает? Взглянула на окно, заметила, что жалюзи открыты, и быстро погасила свет. Определенно нервничает.
Вик отложил обычный бинокль и взял другой, ночного видения. Теперь он мог разглядеть, что Ренни стоит у окна и смотрит в щель жалюзи. Она медленно поворачивала голову из стороны в сторону, как будто разглядывала все углы двора. Проверила замок на окне и дернула за шнур, поплотнее закрывая жалюзи. Через несколько секунд она их снова открыла.
«Похоже, подает кому-то сигнал», – подумал он.
Ренни простояла так еще несколько минут. Вик смотрел все время на нее, только изредка посматривая на двор, нет ли там какого-то движения. Но никто через забор к ней не лез. Ренни из окна тоже вылезать не собиралась. Ничего не происходило.
Наконец она отошла от окна. Вик поправил фокус у бинокля. Он мог видеть, как она разбирает постель. Потом она легла и натянула простыню до пояса. Взбила подушку под головой, повернулась на бок, лицом к окну. Лицом к нему.
– Спокойной ночи, Ренни, – прошептал Вик.
Ее разбудил телефонный звонок. Ренни зажгла лампу и по привычке взглянула на часы. Без малого час ночи. Она спала почти три часа. Когда она дежурила, она старалась спать все свободное время, не зная, какой выдастся ночь.
В том, что ее разбудят ночью в субботу, можно было быть почти уверенной. В этот вечер в приемном отделении все сбивались с ног, залечивая раны, нанесенные одним человеческим существом другому. Когда врачи не справлялись с потоком больных или когда требовался хирург с большим опытом, вызывали дежурного хирурга.
Ренни отозвалась, готовясь встать и ехать.
– Доктор Ньютон слушает.
– Привет, Ренни.
Она прижала простыню к груди.
– Я же вам сказала, чтобы вы меня больше не беспокоили.
– Ты спала? – продолжал он как ни в чем не бывало. Откуда у Лозадо номер ее домашнего телефона?
Ренни давала его лишь нескольким хорошим знакомым и на коммутатор больницы. Но ведь он – закоренелый преступник. Он найдет способ достать даже незарегистрированный номер.
– Если вы будете продолжать мне звонить…
– Ты сейчас лежишь на желтых простынях?
– Вас могут арестовать за то, что вы залезли в мой дом.
– Тебе понравилось на свадьбе?
Этот вопрос заставил ее замолчать. Он давал ей понять, насколько близко к ней подобрался. Она представила себе его самодовольную улыбку. Так он улыбался в суде. Создавалось впечатление, он совсем не нервничает, не боится приговора, даже скучает.
Внешне улыбка казалась вполне невинной, но она понимала, какое зло под ней скрывается. Она могла представить себе, как он с этой самодовольной улыбкой наблюдает, как его жертвы испускают последнее дыхание. Наверняка он и сейчас так улыбается, зная, что расстроил ее.
– Мне понравилось твое платье, – сказал он. – Очень тебе идет. Шелк так тебя облегал, что вряд ли кто-нибудь глядел на невесту.
Конечно, ему нетрудно было следить за ней. Он сумел отключил навороченную сигнальную систему безопасности и задушил банкира в его собственном доме, когда жена и дети спали наверху.
– Зачем вы за мной следите? Он тихо рассмеялся:
– А за тобой так приятно следить. Каждый день во время этого дурацкого суда я ждал твоего появления и скучал ночами, когда не мог тебя видеть. Ты была единственным светлым пятном в зале суда, Ренни. Я глаз от тебя не мог оторвать. И не притворяйся, ты замечала это, ты чувствовала на себе мой взгляд.
Да, она чувствовала, что он наблюдает за ней, причем не только во время суда. Это ощущение не покидало ее и в последние дни. Возможно, сознание того, что он побывал в ее доме, заставило ее воображение разыграться, но иногда ощущение разглядывающих ее глаз было настолько сильным, что она не могла ошибиться. С того дня, как она получила розы, она не чувствовала себя в собственном доме в одиночестве.
Вот как в данный момент.
Ренни выключила лампу, быстро встала с кровати и подошла к окну. На этот раз она решила не закрывать жалюзи, подумав, что, если Лозадо наблюдает за ней, ей нужно об этом знать. Она тоже хотела его видеть.
Где он сейчас, откуда смотрит на нее? Руки покрылись мурашками, ей казалось, что ее видно, как на ладони, но она заставила себя остаться у окна и оглядеть темные соседние дома и свой задний двор, который в последнее время стал внушать ей страх.
– То, что вы непрерывно на меня таращились, мне вовсе не льстило.
– Ой, брось, Ренни, думаю, ты лжешь. Просто не хочешь признаться. Пока.
– Слушайте меня, мистер Лозадо, и слушайте внимательно, – зло сказала она. – Мне было неприятно, что вы на меня смотрели. Мне противны ваши телефонные звонки. Я не хочу больше вас слушать. И если я замечу, что вы за мной следите, вы об этом пожалеете.
– Ренни, Ренни, а где же твоя благодарность? Она с трудом проглотила комок в горле.
– Благодарность? За что?
– За розы, разумеется, – произнес он после многозначительной паузы.
– Мне они не нужны.
– Неужели ты думаешь, что я могу остаться в долгу? Особенно в долгу перед тобой?
– Я не оказывала вам никакой услуги.
– Ну, я думаю иначе. Я знаю больше, чем ты думаешь. Я много чего о тебе знаю.
Она невольно замолчала. Как много он знает? Хотя она и понимала, что подыгрывает ему, но все же не удержалась и спросила:
– Например?
– Я знаю, что ты любишь цветочные ароматы. Что у тебя в сумке всегда есть салфетки. Что ты кладешь правую ногу на левую. Я знаю, что твои соски очень чувствительны к кондиционерам.
Ренни швырнула радиотелефон через всю комнату.
Закрыв лицо руками, она принялась ходить по спальне, глубоко дыша ртом и стараясь сдержать тошноту.
Она не может допустить, чтобы этот маньяк продолжал ее терроризировать. Он явно считает, что влюблен в нее, и настолько самонадеян, что верит в ее ответные чувства. Он не просто убийца, он еще и маньяк.